Мысли не мои и не только о России. Цитаты из “Народной монархии” почти забытого русского монархиста Ивана Солоневича (он “сидел восемь раз в тюрьме советского тоталитарного режима и два раза в тюрьме германского”)
Ядро русской государственности к концу пятнадцатого столетия имело около двух миллионов населения и около пятидесяти тысяч кв. километров территории. Оно было расположено в самом глухом углу тогдашнего мира, было изолировано от всех культурных центров, но открыто всем нашествиям с севера (шведы), с запада (Польша), с востока и юга (татары и турки). Эти нашествия систематически, в среднем приблизительно раз в пятьдесят лет, сжигали на своем пути все, в том числе и столицу. Оно не имело никаких сырьевых ресурсов, кроме леса и мехов, даже и хлеба своего не хватало. Оно владело истоками рек, которые никуда не вели, не имело доступа ни к одному морю, если не считать Белого, и по всем геополитическим предпосылкам не имело никаких шансов сохранить свое государственное бытие. В течение приблизительно четырехсот лет это “ядро” расширило свою территорию приблизительно в четыреста раз — от 50.000 до 20.000.000 кв. километров.
В течение этих четырехсот-пятисот лет это ядро вело необычайные по своей длительности и напряженности войны и за свое государственное бытие и за личное бытие его граждан. Наши основные войны — со Швецией, Польшей, татарами и турками — длились веками, это были войны на измор. Или войны на выносливость. Все эти войны кончились переходом всех наших противников на самые задворки современного человечества. И, если в 1480 году население Царства Московского составляло около шести процентов населения Австрии. Англии, Германии, Испании, Италии и Франции, вместе взятых, то перед Первой мировой войной Российская Империя имела около 190 миллионов населения, из них около 130 миллионов русского, против 260 миллионов населения перечисленных шести великих держав Европы — вместе взятых. Без революции 1917 года население Российской Империи превышало бы население этих держав.
В Византии из ста девяти царствовавших императоров семьдесят четыре взошли на престол путем цареубийства. Это, по-видимому, не смущало никого. В России XIV века князь Дмитрий Шемяка пробовал действовать по византийскому типу и свергнуть великого князя Василия Васильевича — и потерпел полный провал. Церковь предала Шемяку проклятию, боярство от него отшатнулось, масса за ним не пошла: византийские методы оказались нерентабельными.
Россия развивалась органически. Она не знала ни инквизиции, ни религиозных войн. Наш “раскол” был только очень слабым повторением борьбы протестантизма с католичеством, и то, что допустила “Никоновская церковь” по адресу староверия, не может идти ни в какое сравнение с Варфоломеевской ночью или с подвигами испанцев в Нидерландах. И, самое важное, - Россия - до Петра Первого - практически не знала крепостного права.
Ни один из выживших народов мира такой трагической судьбы не имел. Россия только-только начала строить свою Киевскую Русь - и влипла в татарское рабство. Сбросив его, Россия только-только начала строить свою московскую демократию - и влипла в петровское крепостное рабство. Сбросив его, только-только начала восстанавливать свою национальную культуру, свою, на этот раз не очень национальную, демократию и влипла в советское рабство. По нашей земле проходили величайшие нашествия мировой истории: татарские, польские, французские и два немецких. До разгрома татарских орд - нас в среднем жгли дотла по разу лет в двадцать-тридцать. Потом по разу, лет в пятьдесят-сто: два нашествия немцев в начале XX века, одно французское в начале XIX, одно шведское в начале XVIII, одно польское в начале XVII. Мы создали самую крупную государственность мировой истории, и мы сейчас являемся самым бедным народом в мире: беднее нас на всей земле нет никого, даже эскимосы на Аляске и готтентоты Южной Африки живут лучше, чем живем мы: они не голодают и их не расстреливают. У них есть их собственное жилье и над ними стоит суд, без которого нельзя посадить ни на один день никакого бушмена. У нас нет ни жилья, ни суда. У очень многих из нас нет даже и родины.
Куда бы немцы ни приходили, они усаживались на плечи побежденного народа - в свою собственную пользу. И каждый норовил обрубиться в свой собственный феод, отгородиться стенами замков и от побежденных и от соплеменников, утвердить на своей территории свою волю и свои выгоды. Не забудем, что система внутри национальных феодальных войн была прекращена в Германии только в 1871 году. До этого германские государства воевали друг с другом на полный ход, и в каждой столице стояли памятники победителям над своим собственным народом. Возникали славные в Германии полководцы, которые во главе пятитысячных армий проделывали стоверстные походы и завоевывали территории, равные, скажем, одной десятой доброго русского уезда. Этим полководцам тоже стоят памятники.
Наши Строгановы уселись на Урале в сущности совершенно самодержавными владыками. У них были и свои финансы, и свое управление, и свои войска - поход Ермака Тимофеевича финансировали они. Но устраивать собственный феод - им и в голову не приходило. Когда Василий Темный попал в плен к татарам, то Строгановы дали на выкуп двести тысяч рублей, сумму по тем временам совершенно неслыханную.
В Смутное время Строгановы имели полную техническую возможность организовать на Урале собственное феодальное королевство, как это в аналогичных условиях сделал бы и делал на практике любой немецкий барон. Вместо этого Строгановы несли в помощь созданию центральной российской власти все, что могли: и деньги, и оружие, и войска.
Ермак Тимофеевич, забравшись в Кучумское царство, имел все объективные возможности обрубиться в своей собственной баронии и на всех остальных наплевать. Еще больше возможности имел Хабаров на Амуре, - как было бы добраться до него за восемь тысяч верст непроходимой тайги - если бы он обнаружил в себе желание завести собственную баронию, а в своих соратниках - понимание этого, для немцев само собою понятного желания. О Хабарове мы знаем мало. Но можно с полной уверенностью предположить, что если бы он такое желание возымел, то соратники его посмотрели бы на него просто, как на сумасшедшего.
Таинственная славянская душа оказывается вместилищем загадок и противоречий, нелепостей, и даже некоторой сумасшедшинки. Из великой русской литературы высовываются чахоточные “безвольные интеллигенты”. Американские корреспонденты с фронта Второй мировой войны писали о красноармейцах, которые с куском черствого хлеба в зубах и с соломой, под шинелями - для плавучести - переправлялись вплавь через полузамерзший Одер и из последних сил вели последние бои с последними остатками когда-то непобедимых гитлеровских армий.
Для всякого разумного человека ясно: ни каратаевское непротивление злу, ни чеховское безволие, ни достоевская любовь к страданию - со всей этой эпопеей несовместимы никак.
В начале Второй мировой войны немцы писали об энергии таких динамических рас, как немцы и японцы и о государственной и прочей пассивности русского, народа. И я ставил вопрос: если это так, то как вы объясните и мне и себе то обстоятельство, что пассивные русские люди - по тайге и тундрам - прошли десять тысяч верст от Москвы до Камчатки и Сахалина, а динамическая японская раса не ухитрилась переправиться через 50 верст Лаперузова пролива
В мае 1945 года, немецкая армия разбегалась, бросая оружие и свое обмундирование, скрываясь по лесам и спасаясь, хотя бы от плена. Это была очень хорошая армия: в течение целого ряда лет она, как никак, вела борьбу против всего мира. Теперь она оказалась разгромленной. С наступлением ночи переодетые в первые попавшиеся лохмотья остатки армии вылезали из своих убежищ и начинали побираться по деревням. Немецкий крестьянин в это время был более сыт, чем в мирные годы: города кормились в основном “аннексиями и контрибуциями”, деньги не стоили ничего, товаров не было - и бауэр ел вовсю. Но своему разбитому солдату - он не давал ничего. У меня нет никаких оснований питать какие бы то ни было симпатии к германской армии, но я видел сцены, на которые даже и мне было и тяжело и противно смотреть.
В сибирских деревнях существовал обычай: за околицей деревни люди клали хлеб и пр. для беглецов с каторги: “Хлебом кормили крестьянки меня. парни снабжали махоркой”, как поется в известной сибирской песне. В немецкой литературе мне приходилось встречать искреннее возмущение этой “гнилой сентиментальностью”. Там, в России, кормили преступников, - здесь, в Германии, не давали куска хлеба героям.
Русская интеллигенция познавала мир по цитатам и только по цитатам. Она глотала немецкие цитаты, кое-как пережевывала их и в виде законченного русского фабриката экспортировала назад - в Германию. Германская философия глотала эти цитаты и в виде законченного научного исследования предлагала их германской политике. Откуда бедняга Гитлер мог знать, что все это есть сплошной, стопроцентный химически чистый вздор? Как было ему не соблазниться пустыми восточными пространствами, кое-как населенными больными монгольскими душами?
Россия не имеет, собственно, ни одной незамерзающей гавани — единственное государство мира, отрезанное от морей не только географией и историей, но даже и климатом. Замерзающие реки и моря заставляли русский торговый флот бездействовать в течение трех-шести месяцев в году — и одно это уже ставило наш морской и речной транспорт в чрезвычайно невыгодные условия по сравнению со ВСЕМИ остальными странами мира. Половина территории России (48%) находится в области вечной мерзлоты.
Что бы осталось от прославленных богатств САСШ, если бы американцам приходилось строить свое государство в таких же условиях, как русским. Надо думать, что вообще никаких Соединенных Штатов не возникло бы.
Классическая демократия Европы — Великобритания, опираясь на свою географическую недоступность, вела свои войны почти исключительно наемными силами. Те “англичане”, которые со стороны Англии вели войну на Крымском полуострове, были в значительной своей части навербованы в Гамбурге. Франция, став республикой, опирается на “иностранный легион” — наиболее боеспособную часть “французской” армии. Сикхи и гурки, марроканцы и негры были тем “пушечным мясом”, которое демократический капитал мог — разными способами — закупать во всех частях мира. Наемных армий мы не знали никогда и никакого покупного пушечного мяса у нас нет.
Британская армия и, еще больше британский флот, были построены не на началах всеобщей воинской повинности, не на долге каждого англичанина идти защищать старую и веселую Англию, а на захвате в рабство матросов и солдат - которых вербовщики спаивали в кабаках, в пьяном виде отвозили на суда и там было то же, что было и на галерах эпохи гребного флота.
Русская армия от Олега до Николая Второго никогда не вербовала своих бойцов ни путем купли, ни путем спаивания. Она не захватывала и не покупала рабов ни на хлопковые плантации XIX века, ни на каучуковые ХХ-го. Россия первая предложила миру и Лигу Наций, и разоружение, и Гаагский Трибунал
Немецкий профессор Шубарт свою книгу о Европе и России заканчивает так: “Англичанин хочет видеть мир - как фабрику, француз - как салон, немец - - как казарму, русский, - как церковь. Англичанин хочет зарабатывать на людях, француз хочет им импонировать, немец - ими командовать, - и только один русский не хочет ничего. Он не хочет делать ближнего своего - средством. Это есть ядро русской мысли о братстве и это есть Евангелие будущего”.
Опоздание сибирского экспресса на три часа вызывало скулеж: “вот - наша русская безалаберность, - то ли дело у наших соседей немцев!”. У наших соседей немцев экспресс обслуживает максимум тысячу верст плотно населенной местности, - наши экспрессы покрывали и пять и восемь тысяч верст - по тайге, по пустыням, по заносам, разливам и всяким таким достопримечательностям наших просторов. Но когда в Германии выпадает снегу на пять сантиметров больше обычного - немецкие экспрессы опаздывают не хуже, чем опаздывали наши.