Глава седьмая.
1
    Поселок Маныч в вечерних сумерках казался таким очаровательным, что я понял, какой великолепный вкус у Лаврентьевой Александры Игоревны. Короткие лучи солнца освещали лишь самые верхушки плакучих ив, раскинувшихся на много километров вдоль реки. Оттого то и кроны казались позолоченными.
    Мы сидели в «Фольксвагене», куря сигареты. Чего ждал я  - сам не знаю, а что ждал таксист – одного: денег.
    - Эх, бросить бы всю эту городскую суматоху, да махнуть сюда на недельку! – восхищенно глядя, как солнечный луч ползет вверх по кроне, воскликнул парень.
    - Что ты здесь нашел? – возразил я; за те четыре с половиной часа, которые мы были в дороге, я успел основательно познакомиться со словоохотливым таксистом. – Ну да, согласен, красиво здесь. Но остальное-то? Что тут такого особенного?
    - Устал я от городской суеты, - пояснил парень. – Все куда-то бегут, куда-то спешат, а тут…
    - Это только так кажется. Приглядись получше, и узнаешь, что тут есть свои не менее важные проблемы.
    - Тем, а ты-то откуда это знаешь?
    - Мой отец ездил на работу в сельскую местность, - ответил я. – Он шахтером работал, я с ним часто ездил.
    - Ясно, - ответил таксист, потягиваясь и зевая. – Э-эх, поспать бы!..
    - Отдыхай, - я открыл дверцу. – А я пойду по делам.
    - Стой! А ты надолго?
    - Не знаю, может, к полуночи вернусь, - ответил я, направляясь в сторону поселка. – Пока, Миша!
    Новый знакомый вяло махнул рукой в мою сторону и разлегся на водительском сиденье.
    Я шел, сам не зная куда. Коттедж, который я искал, должен был быть на правой стороне реки, вдоль которой я и шагал. Время клонилось к десяти часам, когда я наконец отыскал то, что сказал.
    Скрытый от посторонних глаз плакучими ивами и раскидистыми березами коттедж попадался на глаза совершенно случайно, когда подходил к крошечной рощице, из которой можно было увидеть изящную изгородь. В это место солнце светило десять часов подряд, даже сейчас, когда оно уже почти село, роща была ярко освещена.
    Я остановился перед рощицей, пораженный увиденным зрелищем. И дело было вовсе не в примитивном, кирпичном здании, а в игре красок и теней. Думая над тем, как мне лучше поступить – пойти к коттеджу или же подождать, пока кто-то выйдет – я не услышал легкие шаги у себя за спиной.
    - Что вам здесь нужно?
    Голос принадлежал женщине, поэтому я резко обернулся.
    - Я разыскиваю Лаврентьеву Александру Игоревну.
    - Она перед вами.
    Описание, данное и Паровозом, и Ревякиным, имело один существенный недостаток – я не мог даже предположить, что она так холодна со всеми. Но в основном – начиная со светлых, струящихся по плечам, волос, и кончая стройной, образцовой для моделей фигурой – все было очень схоже.
    - М-м-м, - протянул я, потеряв нить рассуждений. – Так вы Александра Игоревна?
    - Вы плохо слышите? – еще более холодным тоном осведомилась она. – Конечно, это я. Что вам нужно?
    - М-м-м, -  снова протянул я. – Может, пройдем в дом?
    И это было ошибкой – я понял это сразу, как только она сделала жест рукой. Тотчас из-за плакучих ив показались два хорошо накаченных мужчины, направляясь ко мне. Со сломанным плечом, да недавно зарубцевавшейся раной я представлял собой довольно удобную цель.
    - Хорошо, - обратился я к хозяйке коттеджа. – Перейдем к делу. Мне известно, что недавно на здешнем заброшенном заводе произошла «стрелка». В этой перестрелке погиб ваш муж. Это так?
    Ее брови в изумлении поднялись вверх. Моя осведомленность поставила ее в тупик. Охрана замерла в отдалении.
    - Пройдемте в дом, - она указала на дорожку, ведущую к дому, и обратилась к ожидавшим охранникам: - Подождите снаружи.
    Они повиновались. Краем глаза я заметил, что они медленно двинулись за нами, но у калитки остановились. Мы прошли через полутемный сад и вошли в дом.
    Дом оказался таким же комфортабельным, как и снаружи. Но и уюта он тоже был не лишен. Мы прошли через большую прихожую, поднялись на второй этаж по спиралевидной лестнице и очутились в гостиной.
    Она оказалась такой огромной, что я подумал – гостиная занимает, по крайней мере, треть всего второго этажа. Интерьер комнаты наводил мысли о непредсказуемой роскоши, о которой мне приходилось только мечтать. Пригласив присесть на диван, моя собеседница села рядом. От ее холодности не осталось и следа.
    - Откуда вы знаете о гибели моего мужа?
    Я, не спеша, оглядел комнату и только тогда, переведя на нее взгляд, ответил:
    - Мне рассказал об этом случае его сын, Анатолий Паровозов, или, как у вас в кругах называют, Паровоз.
    - Что Толя рассказал вам?
    - Сказал, что перестрелка была из-за вас, - я не обратил внимания на брови, которые поползли вверх. – Сказал, что там получилась настоящая бойня. И сказал, что вы овдовели в третий раз.
    Грусть затмила ее серо-голубые глаза.
    - Да. Правильно. Я овдовела в третий раз. Но, в чем вы заинтересованы?
    - В этой перестрелке погиб мой лучший друг, - покривил душой я. – И я не успокоюсь, пока не узнаю, по чьей вине он погиб! – Для большей убедительности я стиснул кулак так, что заскрипели суставы.
    - Там погибло достаточно много парней, - задумчиво проговорила она. – Вы уверены, что он убит?
    - Уверен, - кивнул я. – Его застрелили из пистолета «Макарова» тремя выстрелами в живот.
    - Таких людей, по-моему, мало. – Сказала она. – Сами понимаете, там были одни профессионалы. Если и стреляют, то или в сердце, или в голову. Большинство убитых наши ребята уже похоронили, лишь некоторым еще могилы не вырыты. Я скажу своим ребятам, чтобы они подождали с похоронами до завтра. Завтра вы сможете опознать, если вашего друга еще не захоронили.
    И она вышла из комнаты, оставив меня в раздумьях.
    Что если мой обман скоро раскроется? Тогда мне придется не сладко. Семь человек охраны, да женщина, за которую идут целые побоища… Ну и не повезло же мне… Но отступать было поздно.
    Минуты через две она вернулась в гостиную. На улице, наверное, заметно похолодало, так ее щеки заметно порозовели.
    - Можете не беспокоиться, я сказала моим ребятам, чтобы они ничего не предпринимали до завтра. У вас есть, где переночевать?
    - Нет, - ответил я, вставая. – Спасибо за понимание, но я, наверное, пойду…
    Мои слова даже для меня показались неубедительными. Меня вдруг одолело непонятное чувство. Чувство, которое я очень давно не ощущал. Я попытался распрощаться:
    - Мне пора… Уже довольно поздно… Вы, наверное, отдыхать будете… Ну, я и…
    Она прервала мой лепет:
    - Не говорите глупостей, молодой человек. Куда вы пойдете? Сейчас темно, и вы, вероятно, не здешний.
    Я в душе  не соглашался с ней, но мои губы говорили обратное:
    - Да, вы, наверное, правы… Я не стесню вас?..
    - Ну, что вы, в самом деле? Конечно, нет…
    «Ну, и что же ты делаешь, идиот? Где твоя осторожность? Она же имеет прямой выход на блатных… А ты несколько дней назад застрелил одного из них…».
    Я подошел вплотную к ней. Я чувствовал, как она насторожилась.
    - И где же мне расположиться?
    - Да хоть здесь… Вам будет удобно на диване?
    - Вполне, - я поднял к ее волосам руку. – Я точно не помешаю вам?
    - Конечно, нет, - в ее глазах сверкнул азартный огонек. – Но, что же мы на «вы»? Как тебя зовут?
    - Артем, Тема. А вас?
    - Ну, ты же знаешь, Саша. Разве забыл? – она хихикнула.
    Я усмехнулся, пропуская между пальцев ее шелковистые волосы. В крови разгорался адреналин.
    - Ты такая очаровательная… Я не встречал в жизни таких красавиц.
    И медленно начал расстегивать пуговицы на блузке.
    Она задышала чаще, наблюдая за моими неловкими пальцами. Все другие чувства потухли, осталось только это. Кое-как расправившись с пуговицами, я скинул блузку на пол, и жадно впился губами в ее губы.
    Словно какой-то зверь пробудился внутри меня, заставляя впиваться в алые, спелые губы раз за разом. Руки сами по себе ласкали ее плечи, опускаясь все ниже.
    Она, безучастно стоявшая рядом со мной ранее, начала расстегивать рубашку. Нетерпеливо скинув пиджак, я позволил ей сбросить с себя рубашку, а сам занялся юбкой. Нащупав пальцами замок, я рывком расстегнул ее и опустил юбку на пол.
    Азарт, возникший во мне, передался и ей. Она, как я понял, едва сдерживала себя, чтобы одним порывом не сбросить с меня одежду. Расстегнув ремень, я скинул брюки.
    Трудно было сказать, кто кем управлял в те моменты. То я, то она принимались снимать оставшуюся одежду. И, наконец, распрощавшись с кружевными сиреневыми трусиками, она осталась, в чем мать родила.
    Я повалил ее на диван, углубившись в аромат ее волос. Лаская руками ее упругое тело, я скользил губами от ее лица все ниже и ниже.
    - А ты знаешь, что делаешь! – начиная получать удовольствие, прошептала она. – Ты далеко не новичок!
    - А ты как думала? – насмешливо спросил я, укусив ее за розовый сосок. – Конечно же, нет!
    Ее рука заскользила по моим шрамам, вниз. Когда она дотронулась до шрамов возле сердца, дрожь омерзения прокатилась по моему телу. Она заметила это и спросила:
    - Тебе неприятно?
    - Да, - кивнул я. – Лучше не надо этого делать.
    - Я возмещу тебе моральный ущерб, - улыбнулась она, дотронувшись до члена.
    Небывалая волна энергии и радости разошлась по моим венам. Хмыкнув от удовольствия, я поддался ее ласкам.
    Всю накопившуюся энергию, возникшую в результате ничегонеделанья в больнице, я вылил в эту ночь. Когда на пике нашей активности мы оба почувствовали небывалые ощущения, она, задыхаясь от удовольствия, прошептала:
    - Сема никогда мне такого не давал! Ты – намного лучше!
    - Так он же твой муж! – воскликнул я. – Как же так можно говорить о покойнике?
    - Мой бывший муж, ты хотел сказать! – ответила она, переведя дух. – Тем более что у него была любовница!
    - Любовница? – я даже замер. – Как – любовница?
    - Ну, да, любовница, - равнодушно ответила она. – Уже, наверное, с полгода. Но разве это сейчас важно?..
    - Нет, конечно, - соврал я, наверстывая упущенное. – А как ее имя?
    - Лена, - фыркнула она. – Отвратительное имя, правда?
    - Конечно, - поддакнул я. – А фамилия?
    - И фамилия отвратительная – Антипина. А что тебе до нее?
    - Ничего, - соврал я, успев перевести дух. – Все равно с тобой никто не сравнится…
    - Ох, Тем!..
    Остаток ночи мы провели в собственное удовольствие. Под утро, задремав, я чуть было не простил Глушакова, но все же не простил…
2
    - Здравствуйте, вы, наверняка, не знаете меня. Но ваш муж мог обо мне вам рассказывать…
    - Вы – Артем? Артем Ростоков?
    - Верно. У меня к вам разговор.
    - Проходите, пожалуйста.
    Хозяйка провела меня через захламленную переднюю в темненькую кухоньку, в которой каким-то образом умудрялись разместиться стол, четыре стула, буфет для посуды и всякой мелочи и дышащий на ладан холодильник. Впрочем, это помещение не было лишено уюта.
    - Прошу, присаживаетесь, - пригласила жена Прошина. Невысокая и сухопарая, она обладала невероятным обаянием. – Что вы хотели узнать? Но… - Она запнулась и побледнела. – Может, что-нибудь с Аркашей?..
    Я поспешил успокоить ее:
    - Нет, нет. С вашим мужем все в порядке. Рядом с ним всегда надежные люди. На них можно положиться, уж вы мне поверьте.
    Она заметно приободрилась:
    - Хорошо. Но, тогда, зачем мы вам понадобились?
    - Извините, но сначала позвольте мне узнать, как вы меня узнали?
    - Аркаша мне сказал, что к нам может прийти молодой человек лет тридцати, с темными волосами и проницательным, умными глазами. Он также добавил, что вы очень высоки. А недавно он сообщил по телефону, что у вас повреждена левая рука.
    Я покосился на левую руку, уже без перевязи, но все еще в гипсе. За прошедшую ночь я не раз проклинал этот гипс, правда, про себя. Улыбнувшись, я обратился к женщине:
    - Верно. Но откуда ваш муж знал о том, что у меня травмирована рука? Об этом знают лишь несколько человек.
    - Аркаше сказал об этом молодой человек, который приходил к нему на работу.
    - Вы не знаете, кто этот человек?
    - Он не уточнял, только сказал, что молодой человек не просил никому не говорить об этом.
    Ну вот, наш убийца опять объявился, с горькой иронией заметил я.
    - Несколько дней назад к вам заходил один парень, - я дал точное описание Славы. – О чем вы с ним разговаривали?
    - С ним? Молодой человек был таким вежливым и чутким. Мы говорили о том, когда Аркаша стал каким-то…другим.
    - Как – другим? – не понял я. – Изменился?
    - О, да, - кивнула жена менеджера. – Он стал таким нервным и дерганным. По каждому поводу сердился и с мальчиками практически не играл. Понимаете, он раньше никогда таким не был. Он практически каждый день играл с мальчиками, ходил с ними в парк, на прогулку, в зоопарк, когда был свободен. Но потом он…изменился. Изменился в худшую сторону.
    - И когда же это произошло?
    - Примерно с полгода назад. Я хорошо помню первый вечер, когда он впервые пришел в дурном настроении. Это было в конце декабря, ближе к Новому году. Аркаша пришел позже обычного – часов в восемь вечера. Весь такой нервный, расстроенный. Я сначала подумала, что он пьян, но потом оказалось, что нет. Аркаша поужинал, молча, и с мальчиками даже не поговорил. Младший наш, Виталя, подбежал к нему и ну начал тараторить, все новости пересказывать. Он это каждый вечер делал, как только отца встречал. А тут Аркаша что-то буркнул ему в ответ и отвернулся. Малыш обиделся, расплакался, а Аркаша как закричит на меня, мол, успокоить его надо. Ну, я взяла Виталю на руки и унесла в детскую. Усыпила, значит, своих чад и прихожу к мужу на кухню. Так и так, говорю, почему это ты не с того не с сего накричал на сына. А Аркаша поглядел на меня, достал из шкафчика бутылку водки, налил себе стопочку и выпил. А потом рассказал.
    Сказал он мне, что на работе что-то совсем не ладится. Говорил, что придираются ко всему, ко всякой мелочи, да еще начали рублем наказывать. А у нас, понимаете, семья, заработка никакого, да я еще тогда не работала. Виталя заболел как раз в то время, я вот и вынуждена была взять больничный…
    - Где вы работаете? – перебил ее я. – Извините.
    - Ничего. В больнице, санитаркой. Сами понимаете, у нас зарплата была просто смешная, едва удавалось сводить концы с концами. Старший-то хоть в садик ходил, он здоровьем покрепче, чем Виталя. С таким настроением он и стал приходить каждый день. И каждый раз все позднее и позднее. Один раз вообще пришел в одиннадцатом часу вечера. Я-то думала, что у него другая, ну и закатила ему скандал. А он мне и рассказал, что их контору контролирует другая организация, преступная. И чтобы он никому не рассказал, держат на него и на всех сотрудников компромат. Что это такое я тогда не знала, но догадывалась. И вот в конце апреля Аркаша пришел домой рано, около шести. И положил на стол пакет. А в пакете оказались…деньги. Много денег…
    - Сколько? – спросил я.
    - Пятьдесят тысяч рублей. Поверьте, для нас это большие деньги. Вы можете не верить, но в последнее время Аркаша зарабатывал всего около десяти тысяч. Раньше, до декабря, он получал и тринадцать,  и пятнадцать, а однажды принес домой двадцать две тысячи!.. Но после декабря он стал получать намного меньше. Я спросила, откуда у него такие большие деньги, а он ответил, что это за маленькую услугу. Но, как я не допытывалась, он не сказал, что за услуга. И сказал, что теперь станет получать намного больше, чем раньше. Я сначала не поверила, но вот несколько дней назад, я получила по почте перевод в десять тысяч рублей. Там была телеграмма от Аркаши, в ней говорилось, что это премия. Премия! В десять тысяч! Но только я не понимаю, почему Аркаша не позволит нам вернуться в Новороссийск. Ведь переломный момент уже прошел – он стал больше получать. Но… - Она вдруг запнулась. – Но вы не думаете, что это не «грязные» деньги?
    - Нет, конечно, - заверил ее я, не сказав, почему так думаю. – Нет, это, конечно же, честно заработанные деньги. Мы знаем, что фирма вашего мужа легальная.
    - Ну, тогда это хорошо, - облегченно вздохнула женщина. – Теперь Виталя совершенно выздоровел, можно и домой возвращаться…
    - Нет, - сказал я и пояснил. – Сейчас это может быть небезопасно. Сейчас происходит всякое…странное вокруг. Вы слышали о стрельбе на здешнем заводе?
    - Старожилы что-то говорили такое… Там, вроде бы, были какие-то разборки?
    - Да, - согласился я. – Поэтому вам лучше еще недельку-другую побыть здесь, у родителей. Пока все не успокоится. Пока мы все окончательно проверим.
    - Да, но какое это имеет отношение к нам? Стрельба, и все остальное? – забеспокоилась хозяйка семьи.
    - Уже никакого, но лучше подстраховаться. У вас есть деньги на проживание?
    - Осталось около пяти тысяч, - виновато сказала женщина. – Понимаете, нужны были лекарства Витале, чтобы болезнь окончательно вылечить, да и у ребятишек совсем нет летней одежды – из всего выросли…
    Я раскрыл бумажник и положил на стол две пятитысячные купюры. Мне было жаль этих людей, вынужденных жить от зарплаты до зарплаты, вдалеке от родного города, да еще по моей вине. Не обращая внимания на ее протесты, я встал и подошел к двери.
    - Если, что будет надо – звоните, - я протянул ей листок с номером телефона. – Охрана всегда с вами, так что не беспокойтесь.
    - Спасибо, Артем Кириллович,… Большое спасибо… Я… Мы…
    - Передайте привет мальчикам. Будьте здоровы. И, - я обернулся в дверях – берегите себя.
    Махнув рукой на прощание радостной хозяйке и застывшему охраннику из отдела Берестова, я вышел из ограды и направился к такси, поджидавшему меня неподалеку.
    Уже сидя в «Фольксвагене», я понял, почему убийца так желал смерти моего напарника – еще чуть-чуть и я мог бы догадаться о настоящей личине «молодого, красивого, правда, не разговорчивого человека». И как раз вот это «чуть-чуть» мне и нужно было узнать, и чем скорее, тем лучше. 
3
    До ближайшей ж/д. станции нам пришлось ехать около часа. Изнуряющая жара, поднимающаяся с каждым часом ближе к полудню, заставила нас включить кондиционер. Миша, таксист, то и дело прибавлял обороты кондиционера на щитке приборов. В конце концов, остановившись у придорожного кафе, километров за двадцать до города Сальска, мы вышли, чтобы что-нибудь купить прохладительного.
    - Так ты говоришь, что именно сюда привез того молодого человека? – спросил я, потягивая из стакана ледяной лимонад.
    - Ага, - кивнул Миша, отхлебнув «Кока-Колы». – Именно сюда. Он попросил меня отвезти на ближайшую станцию, вот я и отвез.
    - Как ты не смог запомнить его внешность?
    - Ну, что тут такого? Внешность как внешность. Обычная. Типичный городской парень.
    - Ладно? Поехали, - я выкинул в мусорный бак одноразовый стакан. – Далеко еще?
    - Нет, минут 15 или даже меньше.
    Спустя полчаса, преодолев небольшие городские пробки, мы остановились перед зданием вокзала.
    - Подождешь меня? - спросил я, вылезая из «Фольксвагена». – Я постараюсь не задержаться.
    - О’кей, - кивнул Михаил. - Я пока в киоск сбегаю, попить что-нибудь куплю, да перекусить возьму, а то с утра крошки в рот не брал.
    - И мне захвати, - сказал я и направился к зданию.
     Прохлада зала ожидания благотворно подействовала на мой уставший организм. Около  сотни людей, ожидающих свой поезд, апатично полусидели-полулежали на стульях, обмахиваясь, кто газетой, а кто головными уборами. Я подошел к кассе и, как можно вежливее, поинтересовался:
    - Добрый день. Могу ли я узнать, покупал ли несколько дней назад один молодой человек билет на поезд до Новороссийска?
    Женщина, неохотно оторвавшись от какого-то журнала, исподлобья посмотрела на меня, но все-таки ответила:
    - Интересно, вы, что представитель Министерства Финансов, или еще какой-нибудь организации, чтобы я перед вами отчитывалась?
    Я недоуменно посмотрел на нее.
    - Вы не так поняли меня, гражданочка…
    От такого обращения «гражданочка» еще больше рассердилась:
    - Что вы себе позволяете, молодой человек! – Начала она, но, взглянув на поседевшие волосы на моей голове, крайне изумилась. – Вы воевали, да?
    В ее голосе слышалось неприкрытое любопытство, сочувствие и даже – симпатия. Я понял, что лучше поддакнуть:
    - Да, в Чечне…
    - О! – ее глаза сверкнули от возникшего интереса. – Что вы делаете сегодня вечером?
    Я про себя усмехнулся, оценив мгновенную перемену в ее голосе, стоило мне затронуть военную тему. И искренне порадовался, что нездешний.
    - Извините, но я не из этого города… Так что же, вы помните такого человека?
    - А, да, подождите, пожалуйста… - Она принялась листать журнал. – Да, вот. В ночь на первое число пассажир взял билет до Новороссийска.
    - Во сколько? – уточнил я.
    - Во сколько взял? Около трех часов ночи.
    Все сходится, подумал я, и спросил:
    - Когда пришел поезд?
    - В Сальск? 2 мая в десять минут одиннадцатого вечера.
    - То есть, на следующий день?
    - Да, - кивнула кассирша. – Он отправился в 22. 35.
    «Но где-то же он ночевал! – в гневе размышлял я. – Не мог же он болтаться по городу чуть ли не сутки!»
    - Спасибо. – Я уже отошел от кассы, как внезапно вспомнил и возвратился. – Вы не могли бы мне дать распечатку маршрута того поезда от Сальска до Новороссийска?
    - Конечно, если вы настаиваете, - сказала она и вышла.
    Я стоял и глядел по сторонам. Вот старичок обмахивается газетой, вот подросток надел наушники и дожидается своего поезда…
    Внезапно я увидел то, что заставило кровь застыть в жилах.
    Ко мне приближались, осторожно осматриваясь, два милиционера в штатском. Я быстро оглянулся, но кассирши все еще не было. Ну, быстрей же, быстрей, мысленно торопил ее я. А сам вдруг понял, что оставил кобуру с пистолетом на переднем сиденье. Еще лучше..
    Плюнув на ожидание, я, не торопясь, двинулся к выходу. Но менты заметили. Я прибавил шагу, надеясь, что затеряюсь в толпе. Но они были умными преследователями. Сколько я не вилял, надеясь их запутать, они не отставали.
    Я вырвался на улицу. И, как назло, все как будто вымерли. Выругавшись, я направился к стоянке. И тут меня окликнули:
    - Гражданин! Постойте!
    Я, не оглядываясь, еще быстрее пошел к стоянке. Вслед кричали:
    - Молодой человек, постойте!
    Я побежал. Раздался предупредительный выстрел в воздух. Я кинулся в сторону, спасаясь от пули, и перемахнул через чью-то машину. Послышался топот милиционеров. Я уже видел «Фольксваген» и стоящего Мишу у него. Стараясь не привлечь к себе внимание, я замахал таксисту руками, приказывая садиться за руль.
    Но он не понял. Я видел, как уставились на меня светло-голубые глаза паренька, стараясь понять, чего я хочу. Махнув на осторожность, я крикнул:
    - Заводи машину – и едем! В темпе!
    Только теперь он увидел, что за мной погоня.
    До машины оставалось всего около ста метров. Я перемахнул снова через чью-то машину.
    Раздался сначала крик мента «Ростоков, стой!», а потом выстрел.
    Пуля, словно раскаленный добела кинжал, вошла в правую голень. Задохнувшись от внезапной боли, я схватился за дверцу какой-то «Тойоты» и умудрился сохранить равновесие.
    Видя, что я почему-то стою, в то время, как преследователи приближаются, Миша быстро подбежал ко мне.
    - В чем дело? Ты, что,…ранен?
    - Пуля в ноге застряла, - прохрипел я. – Беги, не нужно, чтобы тебя со мной видели… Беги, еще успеешь скрыться…
    - А, ну-ка, обопрись на меня! – Миша взвалил меня на плечи. – Вот и хорошо! Ты можешь идти?.. Ну, вот и хорошо… Хорошо, пошли, потихоньку-потихоньку… Вот так, молодец!
    Мы кое-как добрели до «Фольксвагена». Ментов от нас разделял лишь ряд машин.
    - Включи все огни! – приказал я. – Быстрей!
    Друг повиновался.
    - А теперь, газу!
    Машина, взревев, сорвалась с места, и, оставив за собой столп пыли, покинула стоянку.

Глава восьмая.
1
    Оставшиеся часы до Новороссийска показались мне сущей пыткой. Пуля, застрявшая в голени, при каждом движении причиняла мне невыносимую боль. Видя мое состояние, Миша давил на педаль газа как только мог. После особенно большой встряски, когда я едва смог сохранить ясность рассудка, он спросил:
    - Вскоре будет Тимашевск. Он, правда, находится в стороне, но лучше нам заехать в больницу.
    Сглотнув слюну в пересохшем горле, я пробормотал:
    - Нет… В больницу мы не поедем… Там…могут быть…менты… Ты…не беспокойся…я дотяну…
    - Это не лады, Тем, - не согласился Миша. – Ты же не дотянешь до Новороссийска. До него еще добрых 140 км.
    Я через силу улыбнулся:
    - Я же сказал, что дотяну… Значит – дотяну…
    Обессилевшей рукой я дотянулся до сотового телефона и набрал номер телефона Берестова.
    - Алло? – спросил знакомый голос.
    - Паша, ты?.. – Выдохнул я.
    - Тем, ты? Где ты? Ты в порядке?
    - Слушай, Паша, и не перебивай, - сказал я. – Меня менты отыскали… Как – не знаю… Только они знали, что я буду на вокзале Сальска…
    - На вокзале Сальска? Что ты там делал?
    - Выяснял кое-что… Но не это важно… До Новороссийска еще больше сотни километров, а…меня ранили…
    - Ранили? – тревожно переспросил офицер. – Кто, менты?
    - Да…
    - Где вы?
    - Подъехали к Тимашевску… Ты знаешь, где это?
    - Знаю. Что за машина?
    Я объяснил. Выслушав меня, Паша сказал:
    - Ясно. Посылаю навстречу машину быстрого реагирования. Там будут мои ребята и профессиональный врач. Синий «Соболь» с тонированными окнами. Я дам им ориентировку. Ждите. Минут через 40 будем.
    - Хорошо, - прохрипел я. – Будем ждать… До встречи…
    Выключив телефон, я обратился к Мише:
    - Через час нас встретят. Синий «Соболь», тонированный… Проследи, если я…
    Но особая глубокая яма не дала мне закончить фразу. Подскочив на сиденье так, что ударился головой о крышу, я потерял сознание…
    Сознание то терялось, то внезапно возвращалось. Это было похоже на плохой показ фильма – то изображение идет нормально, а то просто останавливается. Я различал лишь несколько из производимых звуков, но и то в те краткие мгновения, когда я был в полуобморочном состоянии.
    Духоты, царившей в машине, я не замечал – у меня началась лихорадка. Меня бросало за часы путешествия в два состояния – либо в жар, либо в озноб. Иногда я метался по сиденью, обливаясь потом, иногда зуб на зуб не попадал.
    Замечать течение времени стало совершенно невозможно. Я потерял счет времени, падая в беспамятство, или возвращаясь. В конце концов, когда, по моим ощущениям, прошло около часа или даже больше, я услышал, как скрипнули чьи-то тормоза.
    Послышались шаги бежавших людей. Я с трудом оторвал голову от «подушки»  и попытался рассмотреть приближавшихся людей. В глазах все плыло, как после не очень долгого сна после «шикарной» гулянки. Все что мне удалось разглядеть, так это несколько размытых теней.
    - Где он? – спросил совершенно незнакомый голос.
    - Там, - ответил Миша. – Ему совсем плохо. Он бредит.
    - Как давно? – спросил голос, но уже гораздо ближе.
    - Да с часа два, наверное, будет.
    Дверь открылась, впустив горячий, сухой ветер. Чья-то большая рука взяла меня за запястье, а вторая остановилась на сонной артерии.
    - Он в обмороке, хотя и не в глубоком, - ответил голос. – Хотя нам это даже на руку – транспортировать будет легче…
    - Транспортировать? – тревожно переспросил Миша. – Это куда же? Кто вы, собственно, такой?
    Стало тихо. Несколько мгновений стояла мертвая тишина, которую нарушил испуганный голос таксиста:
    - А-а-а, ну тогда, ясно. А он, что, ваш сотрудник?
    Я понял, что мужчина показал удостоверение сотрудника ФСБ. Подняв голову, я прохрипел:
    - Это вас Паша прислал?
    Он резко обернулся. Врач оказался высоким брюнетом с проницательными голубыми глазами. Улыбнувшись, он склонился надо мной:
    - Хорошо… Вот и хорошо… Не беспокойтесь, Артем Кириллович, все будет в порядке.
    Он достал из маленького саквояж шприц, наполнил его каким-то раствором, и вколол мне в вену. Через десять секунд боль стала намного слабее.
    - О! – благодарно сказал я. – Большое спасибо… Так намного лучше!
    Вместо ответа он махнул кому-то, и через минуту появилась пара натренированных ребят, осторожно уложивших меня на носилки. Врач, задержавшийся возле Миши, сказал:
    - Не беспокойтесь, все будет в порядке. У меня в машине есть встроенная операционная. Я думаю, что смогу вытащить пулю из кости. Ждать нельзя, иначе – будет поздно. Может пойти заражение, а там и до гангрены не далеко.
    Я видел, как побледнел Миша, но быстро справился с волнением.
    - Я поеду за вами, - сказал он.
    - Нет, - прервал его врач. – Мне сказали, что вы скрывались от милиции. Скорее всего, когда они вас увидели, они запомнили ваш номер и марку машины.
    - Нет. – Твердо перебил его таксист. – Артем сказал мне, когда мы еще не уехали со стоянки, врубить все фары. Ну, я и врубил. Передние номера они точно не видели, а задние… Задние они не могли видеть, так как мы, газуя, подняли густой столп пыли.
    - А, ну что ж, - голос врача звучал чуть-чуть неуверенно. – Вижу, Артем Кириллович мастер своего дела…
    - Естественно! – вырвалось у Миши.
    - Ладно, - подумав, сказал мужчина. – Вы поедете впереди нас. Но только не угоняйте. Мы не можем подвергать больного опасности. Езжайте так, чтобы водитель видел вас, хорошо?
    - Ну да, - кивнул таксист, садясь за руль. – Счастливо!
    Врач подошел ко мне, и в его взгляде я прочитал неуверенность. Покачав головой и вздохнув, он приказал помощникам:
    - Осторожно грузите его на операционный стол.
    Тогда я не смог понять, что означает его неуверенный взгляд. Лишь позже, гораздо позже этих событий, я правильно истолковал его. И хорошо, что позже.
2
    Я проснулся после «лошадиной» доли снотворного после четырех часов сна. Открыв глаза, я не сразу понял, где нахожусь, но, оглядевшись, понял, что это не гостиничный номер, не тюремная камера и даже не больничная палата, а чья-то вполне приличная гостиная.
    Выкрашенные в салатовый цвет стены били по глазам, даже ковер под ногами был ядовито-персикового цвета. Но, как ни странно, все обстановка прекрасно сочеталась и с ковром, и со стенами. Остановив взгляд на картине английских скачек, я не успел заметить, как в комнату кто-то вошел.
    - Ну, наконец-то! – радостно воскликнул голос Ревякина. – Я думал, когда ты проснешься?
    Я приподнялся в постели и недовольно поморщился – раненая нога дала о себе знать.
    - Врач сказал, что ты проснешься не раньше чем через шесть часов. А сейчас, - он взглянул на ручные часы – прошло только четыре! Быстро же ты оклемался! Доктор сказал, что тебе ввели «лошадиную» дозу наркоза. Впрочем, оставим все это… Как ты себя чувствуешь?
    Я скорчил притворно ханжескую гримасу:
    - О! Прекрасно!
    - Брось! – рассердился друг отца. – Врач сказал, что ты родился в рубашке. Нога-то, как видишь, цела.
    Я отбросил плед, укрывавший меня вместо одеяла, и увидел туго забинтованную ногу. Брючина была разрезана до колена, иначе бы ее было бы не натянуть на повязку. На месте пули было небольшое кровавое отверстие, а чуть сбоку, справа, судя по характерной выпуклости бинтов, находился аккуратный, маленький шов. Удовлетворившись зрелищем, я опять прикрыл ногу пледом.
    - Ясно, - сказал я, садясь. – И давно я здесь?
    - Всего несколько часов, - ответил Иван Михайлович, присаживаясь в кресло напротив дивана, на котором лежал я. – Тебя предложил сюда поместить Берестов. Он же мне все и рассказал… Это все правда?
    - Что - правда?
    - Ты был в поселке Маныч, нанял таксиста, и он возил тебя, куда тебе захочется. Ты был у жены Прошина и дал денег на проживание. Ты узнал, что в тот вечер, когда…был убит Глушаков, в поселке был молодой человек, который после, как раз, заказал то же такси, на котором ты сегодня катался. Ты также узнал, что этот молодой человек доехал до станции в Сальске. Но в тот момент ты заметил слежку, и ретировался. Это так?
    - Да, - кивнул я удивленно. Неужели я разговаривал во сне, когда отходил наркоз? – Откуда вы это знаете?
    - Берестов рассказал. Он, когда ты был еще под наркозом, допросил того таксиста, Мишу. Вот парень и рассказал.
    Интересно, размышлял я, откуда таксист узнал, что я заходил к жене Прошина? Я же ему, кажется, не говорил.
    - Вы сами решили, что таксист знал, к чьей жене я заходил? Или об этом догадался Берестов?
    Друг отца подозрительно посмотрел на меня. Было ясно, что он думал, что я сам рассказал об этом Мише. Нет, Иван Михайлович, недооценили вы меня, я не доверяю людям, пока не пойму, кто этот человек на самом деле. А таксиста я и не думал проверять…
    - Разве ты не сам рассказал Михаилу все, как есть?
    - Нет, - покачал головой я. – А вы что подумали? Что я расскажу все человеку, которого знаю всего день? Вы забыли, кто я был по профессии, Иван Михайлович.
    Ревякин казался удрученным. Корил себя за то, что сам до этого не додумался, понял по его лицу я.
    Откинув плед, я сел на диване, подумав, что могло бы быть намного хуже. Осмотрев разрезанную штанину, я спросил полковника:
    - Иван Михайлович, у вас не найдется запасных брюк подходящего размера? А-то идти в таких – я показал на брюки – брюках по улицам города…
    - Куда ты собрался? – нахмурился друг отца. – Тебе нужно отдыхать!
    - Иван Михайлович, - я многозначительно глянул на Ревякина. – Лучший отдых для меня – это действие, а никак не постельный режим и просмотр занудных телепередач.
    - Но… Доктор сказал…
    - Доктор не знал, насколько мне хватит наркоза, - заметил я. – И вы думаете, он знает, как мне лучше отдыхать и приходить в норму?
    Миг Ревякин колебался, но почти тотчас поглядел на меня и сказал:
    - Хорошо. Я вижу тебя не переубедить. Можешь идти, только…
    - Где мой пистолет? – спросил я, обшаривая глазами комнату.
    - Да тут он, - сказал хозяин квартиры, вынимая из выдвижного ящика тумбочки кобуру. – В целости и сохранности. Кстати, хорошо, что ты не стрелял в штатских.
    Я вздохнул:
    - Да не было при мне пистолета. Оставил на сиденье вместе с пиджаком. Я, что, уже объявлен в федеральный розыск?
    - Нет, - недоуменно ответил Ревякин. – Почему ты спросил об этом?
    - Потому, что штатские прекрасно знали меня в лицо. Иначе, как они смогли распознать меня среди сотен других пассажиров? – сказал я.
    - Ты уверен, что это были милиционеры?
    - Они выглядели, как опера. – Сказал я. – И дали предупредительный выстрел в воздух.
    - Может, им было сказано, чтобы они вели себя, как опера? – предположил Иван Михайлович.
    - Думаете, это убийца позаботился об этом? – с замиранием сердца спросил я.
    - Давай по порядку, - рассуждал Ревякин. – Ты выписываешься из больницы и вместо того, чтобы праздно отдыхать, нанимаешь водителя и уезжаешь туда, где была перестрелка. Это раз. Вы едете в поселок, по пути беседуя. Ты узнаешь, что тот же самый водитель отвозил еще одного заинтересованного лица в этот же поселок, а также понимаешь, что таксист в тот же вечер подвозил до станции и самого убийцу.
    Память, не имевшая шанса воскресить события гибели друга, словно заново нашла пищу. Картины, одна печальней другой, стали сменяться, словно в калейдоскопе. Полностью углубившись в расследование, я как бы отодвинул роковые воспоминания на задворки сознания. Сейчас же они всплыли с новой яркостью, четкостью и подробностью.
    - Это, во-вторых, - продолжал друг отца, оторвав меня от печальных событий. – Потом вы едете на вокзал, откуда уехал убийца, и даже догадываетесь, каким поездом он уехал. И после этого ты будешь утверждать, что это не могли быть его люди?
    - Вы правы, - согласился я. – Верно… Но тогда, как?.. Слушайте…
    И я рассказал сначала диалог с Сашей, потом с женой Прошина, а после и с кассиршей. Закончив, я посмотрел на собеседника, и спросил:
    - Что может объединять все эти события? Совершенно разные люди, разные социальные слои, разные занятия. Что общего?..
    - Не знаю, - покачал головой Ревякин. – Вообще ни одной мысли не приходит.
    - Нужно поговорить со свидетелями, - сказал я, поднимаясь. – Вы не могли бы допросить Жаровникова? Антипина была любовницей Глушака, поэтому с ней мне лучше поговорить самому…
    - Подожди, - сказал Ревякин, выйдя из комнаты. – Вот, переодень… И где-то у меня трость была…
    - Иван Михайлович…
    - Не спорь! – оборвал меня друг отца, протягивая тяжелую, из красного дерева трость с выгравированной вдоль нее надписью. – Возьми, и идем.
    Мне ничего не оставалось делать, как повиноваться. Взяв трость, я медленно зашагал к двери, мысленно поблагодарив врача, спасшего мою ногу от ампутации в невероятнейших условиях.
3
    На улице была страшная духота. Казалось, что воздух обжигает тело, словно огонь в топке. Вместо пиджака я надел жилетку от костюма – чтобы прикрыть кобуру и сберечься от новых выяснений и неприятностей.
    Идти, опираясь на трость, оказалось довольно удобно, хотя и непривычно. Весь вес своего тела приходился теперь на нее, а не на раненую ногу. Правда, идти приходилось гораздо медленнее, нежели раньше.
    - Не устал? – заботливо поинтересовался Ревякин.
    - Да нет, - отрицательно мотнул головой я. – Вы сделали то, о чем я вас просил перед отъездом?
    - Ах да! – вспомнил полковник, легонько стукнув себя по лбу. – Запамятовал малость. Конечно, разузнал. В общем, узнать-то мне удалось не больно много. Станешь интересоваться подробностями, так и подозрения быстро вызовешь. В общем, слушай.
    Лейтенант Шаровников Николай Степанович допрашивал Антипину Елену Сергеевну. Антипина, якобы, видела, как кто-то звонил из телефона-автомата. Они предполагают, что это был Паровоз. Но трупа она не видела, утверждает лейтенант.
    - Все это  мне итак известно, - перебил его я. – Я вас просил разузнать кое-что другое? Как насчет техники допроса и прошлого Шаровникова? Так есть что-нибудь?
    - А, ну да, - сказал Иван Михайлович. – Шаровников был принят в ведомство всего два года назад в звании лейтенанта, коим до сих пор и остался. Странно, правда? Хотя он и обладает неординарной смекалкой, его редко берут на место преступления, только позволяют вести допросы. Но, как я понял по нашей беседе, допрос у него всегда исчерпывающий. Не найдешь ни одной детали, к чему «прикопаться». Среди сослуживцев его, мягко говоря, не любят: слишком неразговорчив и подозрителен парень.
    - Почему? Вы не узнали?
    - Интересно, как ты это представляешь? – иронично заметил полковник. – «Извините, Николай Степанович, но почему вы такой угрюмый и неразговорчивый?» Так, что ли?
    - Ясно. Ладно, проехали. Что же было дальше?
    - Допрос всегда ведется одним образом: свидетель сначала все рассказывает по порядку, а потом уж он начинает задавать вопросы. Чаще всего, вопросы у него похожие друг на друга, но разные по формулировкам. Он и меня несколько раз заставлял задуматься. У него такие скользкие вопросы. Не каждый поймет, что за фрукт его допрашивает.
    - Где вы беседовали? Уж не в филиале?
    - В кафе, в обеденный перерыв.
    - Вы не заметили слежки?
    - Нет. Слежки не было. Это-то я бы сразу заметил.
    Я кивнул, доверяя его словам.
    - А что со вторым? С Овсенюком?
    - Того я не успел выловить. Как сказал Николай, он был на задании.
    - Вы… - Я даже задохнулся от возмущения. – Вы рассказали Шаровникову о том, что хотите поговорить с Овсенюком?
    - Я тебя понимаю: ты беспокоишься о том, как бы Берестов не прознал про нашу авантюру. Не думай, что я это не учел. Как ты думаешь, я узнал, о результатах допроса таксиста? Я был там, в филиале. Там как раз дежурил этот лейтенантик…
    - Постойте. Лейтенант Овсенюк – так это Гена?! – догадался я. – И что же?..
    - Ну, вот. Я и сказал, что оставил вроде бы на столе дежурного очки. И попросил того дежурного вернуть их мне. Сказал, что не могу вернуться, так как скоро уезжаю из санатория. Так оно и случилось. Я выписался. И ты, кстати, тоже.
    - Хорошо, - кивнул я. – Вы можете довести дело до конца?
    - Постараюсь, - ответил Иван Михайлович. – Я понял, что этот Гена хорошо тебе знаком. Почему бы тебе самому не допросить его?
    Ответ у меня уже был готов:
    - Я уже задавал ему ряд вопросов по этому делу. Он человек не глупый, может легко догадаться, если один и тот же человек будет доставать его расспросами по одному и тому же делу. У вас, я уверен, это пойдет более тактично.
    Ревякин улыбнулся, но ничего не сказал. Мы, молча, прошли еще метров двести, после чего я сказал:
    - Хорошо. Значит, вы попытаетесь разыскать Овсенюка, а я тем временем, навещу Антипину и Жаровникова.
    - Ладно, - кивнул друг отца. – Как только что-нибудь узнаю, оповещу.
    - Я сам с вами свяжусь, - сказал я. – Не звоните мне, а то…
    - А то получится, как в поселке? – продолжил Ревякин. – Что же все-таки произошло в поселке? Ты был у Лаврентьевой?
    Неожиданно для себя, я почувствовал, как краснею. Пытаясь скрыть смущение, я присел на ближайшую лавочку и закурил.
    - Ясно, - изрек полковник; стало понятно, что мое замешательство не прошло не заметным. – У вас что-то было?
    Отбросив мальчишечье смущение, я прямо поглядел на Ревякина.
    - А какое это имеет значение?
    - Самое прямое, - сказал Иван Михайлович. – Бывший муж этой женщины был отцом одного из главных свидетелей по делу. Ты думаешь, что Паровозов не успел поведать мачехе обо всем этом?
    - Ну и что? – упрямо спросил я.
    - Да то, - начал сердиться друг отца. – что она просто использует тебя!
    Во второй раз за такой небольшой срок от смерти Славы я почувствовал себя пешкой против короля на шахматной доске. Выкинув недокуренную сигарету, я поспешно встал и со скоростью, на которую был сейчас способен, зашагал прочь от замолчавшего Ревякина.
    Несколько минут я быстро, насколько позволяла нога, шагал по улице. Гнев, затаенный на Ревякина, с каждой минутой нарастал, готовый вырваться наружу. В глубине души я понимал, что друг отца отчасти прав, но вторая часть моего «я» горела желанием отомстить ему и рассказать все, как было. Но часть моего сознания, имевшее представление о предутренних приключениях, и та, что отвечала за послеполуденные разговоры и действия, по-видимому, нашли между собой какой-то компромисс, позволивший мне выполнять нужную функцию, а не тратить время на оправдания и извинения.
    Приободренный такими мыслями, я даже ускорил шаг, но правая нога тотчас запротестовала. Мое лицо исказила болезненная гримаса, я остановился, тяжело опираясь на палку. Капли пота катились по лбу, неприятно щипая кожу. Отыскав глазами лавочку, я тяжело упал на нее.
     Зря я так побежал, думал я, вытирая платком вспотевший лоб.
    - Молодой человек, вы себя хорошо чувствуете? – спросил чей-то приятный голос.
    Я неторопливо поднял взгляд и крайне удивился, увидев перед собой девушку, не намного моложе меня, с короткими каштановыми волосами и пронзительными бледно-зелеными глазами.
    - Все в порядке, - сказал я, вставая.
    Она с беспокойством оглядела меня, задержав взгляд на трости. Я заметил, что девушка довольно высокая – ее голова была чуть выше моего плеча. Улыбнувшись, я зашагал вперед. Девушка не отставала от меня. Стараясь, чтобы мой голос звучал не эгоистично, я спросил:
    - Вы, наверное, торопитесь? Я слишком медленно хожу. Не стоит дожидаться меня, со мной все в порядке.
    Девушка ничуть не обиделась, поравнявшись со мной. Я покрепче стиснул трость и прибавил шагу. Девушка снова догнала меня. Я заметил, что она бросила любопытный взгляд на ногу, а затем красноречиво приподняла бровь. Разозлившись, я резко развернулся к ней лицом, преградив путь.
    - Не хочу показаться невежливым, но я достаточно ясно намекнул, что прекрасно могу продолжить путь в одиночку.
    - Простите за назойливость, молодой человек, - улыбнувшись, сказала девушка. – Но, простите меня. Я по профессии врач, и от меня не ускользнуло, что вы ранены…
    Я резко махнул рукой, заставляя ее замолчать. Оценив ситуацию, я сказал:
    - Может, нам пообедать в кафе?
    Девушка удивилась, но согласилась:
    - Договорились. Здесь есть неподалеку небольшое кафе, но очень уютное. Может, пойдем туда?
    - Пойдем, - сказал я, уступая ей дорогу.
    - Где вы были ранены? – поинтересовалась девушка, искоса поглядывая на меня.
    - Неважно, - отмахнулся я, не желая вдаваться в подробности. – Как вас зовут?
    По ее лицу пробежала улыбка.
    - Лена. Елена Сергеевна Антипина.

Глава девятая.
1
    Я закашлялся от удивления. Она торопливо похлопала меня по спине и спросила:
    - Что вас так удивило?
    Я поднял на нее обманчиво-непонимающий взгляд.
    - Почему вы так думаете?
    - А вы неплохо умеете скрывать ваши желания, - улыбнувшись, сказала Елена. – Вы забыли, что я врач.
    «Ну уж нет! – мелькнуло у меня в голове. – Только не при Саше!»
    Вздрогнув, я посмотрел на свою спутницу, но так ничего и не сказал.
    - Вот мы и пришли, - сообщила она, указывая на кафе перед собой.
    Кафе, на мой взгляд, было не самым удачным, но достаточно уютным. Расположенные по кругу столики, образовывали как бы свой замкнутый, тихий, не тронутый суетой большого города мирок. В центре находился круглый бар, от которого отходил узенький коридорчик, не отгороженный ничем, кроме стульев и столиков. Мебель, расставленная для удобства обзора улицы из окна, играла еще одну роль: импровизировала мнимый коридор. Человеку с плохо развитым воображением трудно было представить в пространстве между стульями и столиками хоть какое-то место для передвижения.
    - Уютно здесь, правда? – спросила, оглядывая обстановку, Елена.
    - М-м-м, да, - согласился я и последовал к свободному столику справа от стойки.
    За окнами хмурилось. Очень медленно тучи закрывали лазурное небо. Собирался дождь.
    Я заказал суп из моллюсков, бараньи отбивные и чашку кофе. Елена ограничилась только морским салатом и чашечкой кофе. Дожидаясь заказов, я спросил:
    - Вы не слишком торопитесь?
    - Нет. Я торопилась…в морг, но это может подождать.
    Я прищурился, стараясь угадать все ли сказанное – правда.
    - Вы мне так и не сказали, где были ранены.
    И тут я решился на отчаянный шаг:
    - Около недели назад произошла перестрелка в поселке. В этой перестрелке погиб мой лучший друг. К моему несчастью, все участники перестрелки были убиты, не позволив мне докопаться до истины. Я хочу узнать, погиб ли мой товарищ по собственной воле или… - я запнулся – по чьей-либо еще. Но как только я вышел на тропку правды, меня подстрелили. К их счастью, и к моему неудовольствию, я не смог их тогда узнать. Вот и все.
    Версию моего ранения я придумал сходу, так как сразу говорить о Глушаке было бы опрометчиво. Поразмыслив, что ложь моего соучастия могла бы быть легко раскрыто, я ограничился тем, что рассказал часть правды, которую, если кто-нибудь из заинтересованных лиц, не расколется, будет достаточно сложно узнать.
    Елена, не так искусно, как я владея убеждением, не смогла скрыть заинтересованности и беспокойства. Впрочем, имея опыт врача, она попыталась скрыть свои чувства, бросая тревожные взгляды на раненую ногу. Поблагодарив подошедшего официанта с заказами, она сказала:
    - Знаете, молодой человек, а мы, оказывается, с вами союзники.
    Я, поднесший ложку с супом ко рту, взглянул на нее, как бы заинтересовавшись, и уточнил:
    - Как вас понимать? «Союзники»?
    - Глава одной группы был мой жених.
    «Ну, вот! – саркастически подумал я. – Теперь Глушак стал еще и женихом!» А сам притворным голосом спросил:
    - Ваш жених! Как же так? Кто же он?
    Прежде чем ответить, Елена оглянулась.
    - Семен Глушаков.
    - Что вы так испугались? – почти шепотом спросил я, отодвигая тарелку из под супа.
    Еще раз смерив меня взглядом, Елена Антипина промолвила:
    - У него, помимо настоящей, была еще одна…работа…
    - И какая же? – сделав вид, что заинтересовался, спросил я.
    - Но, я думала, что вы догадались, если…заговорили о той перестрелке.
    Я изобразил на лице постепенное понимание, после чего сказал:
    - Вам, наверное, тяжела его потеря?
    - О, конечно! – она тяжело вздохнула. – Мы с ним собирались обвенчаться!
    - Но его смерть помешала вашим планам… - Я потихонечку вел разговор в нужное русло. – Как трагично!..
    - Не только это, - Елена внезапно посмотрела мне прямо в глаза. – У него была жена.
    - Неужели? – проглотив кусок отбивных, спросил я.
    - О, да! Я ее видела. И, поверьте мне, его выбор оставляет желать лучшего!
    «Ну уж нет! – гневно подметил я».
    - Скажите, - осторожно начал я. – Если бы Семен не умер, и вы бы стали счастливой парой, как же вы могли бы жить, учитывая, м-м-м, его прошлое?
    - У Семы был дом, где-то в Ставропольском крае. Он там жил, пока были кое-какие неприятности.
    - Понятно, - задумчиво произнес я, подыскивая невинный, но подходящий вопрос. – Но, может быть, он был не виноват? Ведь ничего, как я полагаю, не было доказано?
    И я попал в яблочко. Елена, ощутив мое расположение, утратила свою подозрительность. Улыбнувшись мне, она прошептала:
    - Вы совершенно правы! Он был невиновен! Но милиция в это не верила. Они меня уверяли, что Сема причастен к какому-то там убийству начальника вневедомственной охраны. Один такой человек допрашивал меня на этот счет.
    - И кто же этот человек?
    - Я не помню…его фамилии. Такая странная фамилия… Я удивилась, когда услышала ее. Он говорил, что именно Сема убил того человека.
    - Чем этот человек доказал, что убийца – Семен?
     - Он сказал, что человек, известивший об убийстве, был сыном Семы.
    - Как вы думаете, почему этот человек пришел именно к вам?
     - Да потому, что я видела как раз этого сына Семы! Я и дала описание парня. По нему-то они и определили, будто бы сын прикрывал отца! Но я-то знаю, что Сема был ни при чем.
    - Ясно, - сказал я, хотя и было ничего не ясно; все только сильнее запуталось. – Что ж, спасибо за приятное общество и беседу.
    Она печально улыбнулась мне. Я встал, расплатился за ужин и быстро, прихрамывая, направился к выходу.
    Задолго до того, как я свернул за угол, я чувствовал на себе взгляд так и оставшейся сидеть любовницы авторитета.
2
    Дождь накрапывал, нагоняя тоску и уныние. Я шел по тротуару, обдумывая недавний диалог с Еленой. Я все никак не мог понять, был ли человек, пришедший к ней, убийцей или одним из лейтенантов Берестова. Впрочем, последнее можно было легко проверить.
    Я набрал номер телефона Ревякина на мобильнике, дождался, пока он возьмет трубку, зашел в телефонную будку и продиктовал другу отца номер телефона данного аппарата. После этого я, прислонившись к стене, стал ждать.
    Ждать пришлось недолго. Буквально через полминуты раздался звонок. Я ответил:
    - Да?
    - Тема, ты? – спросил Ревякин. – Что за спешка?
    - Вы говорили с Овсенюком? – перебил его я.
    - Только что. Я как раз выходил от него, когда ты позвонил. Что случилось?
    - Пока ничего. Слушайте. Вы не могли бы узнать у него, кто допрашивал Антипину неделю назад в ее собственном доме?
    - Могу, конечно. Но зачем тебе это?
    - Потом объясню, - бросил я. – И после звоните с городского. Хорошо? Это очень важно. До встречи!
    - До скорого!
    Я повесил трубку и вышел под дождь.
    Если это кто-то из лейтенантов ФСБ, то одной проблемой меньше, думал я, шагая по мокрой улице. Но, если это убийца, тогда совсем все путается. Идти к свидетелю, чтобы разузнать, что она видела, и вместо того, чтобы убить, навлекать подозрения на авторитета? Бред какой-то! Но, может, это для нас бред, а для него – нет?..
    С такими мыслями я не заметил, как подошел к филиалу ФСБ. Удивившись, как ноги донесли меня, я поднялся по ступеням и вошел в здание.
    На месте лейтенанта Овсенюка сегодня сидел невысокий, крепкий, но довольно хмурый мужчина средних лет. Мрачно смерив меня взглядом, он вышел из-за стола и подошел ко мне.
    - Гражданин, вы знаете, что это за место? – необычно низким голосом спросил он.
    - Конечно, - улыбнулся я, показывая выданный Берестовым пропуск.
    - Понятно, - изучив пропуск, сказал охранник, возвращая его мне. – Кому о вас доложить?
    - Подполковнику Берестову.
    - Но Павла Андреевича нет в филиале, - невозмутимо сообщил охранник. – Он сорок минут назад уехал по делам.
    - Ясно, - сказал я и направился к выходу. – Все равно спасибо.
    - Может, Павлу Андреевичу нужно что-то передать? – учтиво осведомился служащий.
    - Нет, спасибо, ничего. – Поблагодарил я и вышел.
    Зачем Берестов уехал? На задание? Но это казалось странным, так как под началом подполковника было двенадцать человек. Но, может быть, Берестов думал, что, так или иначе, пригодится на деле, руководя операцией исключительно с места действия, чем из кабинета? Впрочем, если эта загадка и волновала меня, то не так сильно, как другая: кто стоит за убийством Петра и Глушака, и как эти обстоятельства связаны с любовным треугольником и моим ранением.
    Я никак не мог понять логики преступника. Зачем убивать имеющего вес в других кругах авторитета, зная, что имеет надежную протекцию? Надежную!.. Как же это я раньше не догадался?..
    И, словно узнав о моей догадке, позвонил полковник. Я схватил телефон с такой поспешностью, что чуть не выронил палку.
    - Да? Иван Михайлович, это вы?
    - Ну, а кто же еще? – недовольно ответил друг отца. – Ну и задал же ты мне дельце! Кое-как добился ответа!
    - Так вы узнали? Узнали, кто это был?
    - Конечно, узнал. Да только это тебе мало что дает. Не буду томить: это не были ни Шаровников, ни Овсенюк, то есть никто из ведомства.
    - Как никто? – ошеломленно спросил я. – То есть, вы хотите сказать, что ее никто не допрашивал?
    - Ну почему не допрашивал? Допрашивали, но только в ведомстве, а не на дому.
   - Не на дому… - Эхом откликнулся я. – Иван Михайлович, не могли бы вы узнать у Анатолия Паровозова, был ли у него роман с Са… с Лаврентьевой?
    По молчанию, воцарившемуся после этой просьбы, я понял, что Ревякин задумался над этим предложением. Спустя мгновение после молчания послышался голос полковника:
    - Хорошо…я попробую. Но, Тем, почему ты не?..
    - Не спросил у него сам? – докончил фразу я. – Потому что не вы один могли догадаться, где я провел ночь в поселке Маныч.
    - Ты думаешь, что Паровозов в курсе всего этого?
    - Не исключено. Так вы сделаете то, о чем я вас прошу?
    - Мне кажется, я уже дал согласие, не так ли? – немного раздраженно сказал Ревякин. – У тебя все?
    - Нет, - поспешно вставил я. – Убийца в городе. Берегите себя. Это он заходил к Антипиной.
    И, не слушая торопливых вопросов, я отключил звонок.
    Адрес Жаровникова Николая я взял из дела, которое мне дал почитать Берестов. Пройдя несколько кварталов пешком, вместо того, чтобы взять такси или маршрутку, я почувствовал, как начинает болеть нога. Поэтому я очень обрадовался, узнав номер дома Жаровникова.
    Поднявшись на второй этаж многоквартирного дома, я позвонил в дверь номер 22. Через пару секунд послышались шаги за дверью, а спустя мгновение дверь приоткрылась, так как полностью распахнуться ей мешала цепочка, придерживаемая мужской рукой.
    - Да? – спросил молодой мужчина приятной наружности. – Что вам нужно?
    Я положил левую руку на цепочку, не дав хозяину квартиры закрыть дверь.
    - Гражданин Жаровников?
    - Да. Что вам нужно?
    - Николай Жаровников?
    - Ну, а кто же еще! – рассердился он. – Конечно, я!
    - Мне нужно с вами поговорить.
    - С какой стати? – грубо отозвался он, пытаясь закрыть дверь. – Кто вы такой? Убирайтесь, или я позову милицию!
    - Не нужно, - невозмутимо отозвался я. – Она уже здесь.
    После мгновенного колебания Жаровников совладал со своей речью, распахнул дверь и пригласил:
    - Проходите, пожалуйста.
    Я прошел в крохотный коридорчик, уставленный полками для обуви, какими-то подставками и еще бог знает чем.
    - Пройдемте, - хозяин квартирки провел на кухню, чуть более просторную, но не менее захламленную, чем коридор. – Садитесь… Итак, чем могу помочь?
    - Меня зовут Артем Ростоков.
    Мое имя ничего ему не говорило, хотя, может быть, он это прекрасно скрывал. Вытянув правую ногу для удобства, я сказал:
    - Вы, наверное, догадываетесь, зачем я пришел.
    - Если насчет взлома, то это дело закрыли за недостаточность улик…
    - Нет. Я совершенно по другому делу. Насчет убийства Петра Карасулева.
    - Вот как? – его лицо выразило вежливое удивление. – Но мне сказали, что я им больше не понадоблюсь.
    - Кому – им?
    - Милиции, а кому же еще? – изумился парень. – Выпьете?
    - А почему бы и нет? – согласился я. – Коньяк, если можно.
    Поставив передо мной стакан со спиртным, мой собеседник расположился на стуле  напротив. Отхлебнул глоток из своей порции, он поинтересовался:
    - Гражданин…
    - Майор, - подсказал я.
    - Гражданин майор, меня по этому делу допрашивали уже три раза,, поэтому я не понимаю…
    - Появились кое-какие детали в деле, которые следует уточнить… - Перебил его я. – Скажите, вы ведь живете один?
    Я начал допрос издалека, чтобы Жаровников не догадался о настоящей цели визита.
    - Ну, да, пока, да… - Сбился с толку парень. – То есть я скоро буду не один… Но пока да… А к чему этот вопрос?
    - Просто чувствуется, что вы холостяк, - сказал я, обведя взглядом кухню.
    - А-а-а, - улыбнулся Жаровников, для уверенности пригубив почти весь остаток коньяка. – Вы уж простите за все это. Алена придет с работы и все приберет.
    - Скажите, - спросил я – вам устраивали перекрестный допрос?
    - Нет. А что это?
    - Тот же самый допрос, только всех свидетелей сразу.
    - К чему такие вопросы? – не понял Николай. – Что-то вы странные вопросы задаете, гражданин майор.
    - Такая уж у меня работа, - улыбнулся я. – Задавать скользкие вопросы.
    - Еще коньяка? – Жаровников встал и плеснул себе изрядную порцию из бутылки.
    - Нет, спасибо. Гражданин Жаровников, во сколько вы в последний раз видели Петра Карасулева?
    - Где-то уже после полудня. После двух часов точно.
    - А точнее?
    - А черт его знает. Не помню.
    - Ясно. – Сказал я. – А вы с ним разговаривали?
    - С Петей? Ну, перекинулись парой словечек, поздоровались, и все. Я торопился.
    - Куда?
    - На свидание с девушкой.
    - А фамилию девушки не скажите?
    - Что, подозреваете? – разгневался Николай. – Так Алена вам все подтвердит! С трех дня до двух часов ночи  я был с ней!
    - Не сомневаюсь, - ответил я, вставая. – Так как фамилия?
    - Трошина. Алена Трошина. – Он отворил передо мной дверь. – Надеюсь, больше не увидимся, гражданин майор.
    - До встречи, гражданин Жаровников.
    «Черте что! – размышлял я, идя по тротуару. – Не расследования, а какие-то «похождения Донжуана»! Артем, куда ты опять вляпался?»
    К сожалению, я и сам не мог ответить на свой вопрос.

3
    - Артем! Ты знаешь, который час? – таким вопросом встретил меня друг отца, сложив руки на груди.
    Я взглянул на часы. Половина второго ночи. И что тут такого?
    - Что тут такого? – наивно поинтересовался я, тяжело похромав до гостиной и упав на диван. – Я, что, под надзором?
    - Можно сказать и так.
    Я повернулся на голос и с изумлением увидел в дверях Берестова Павла Андреевича. Берестов был хмур и мрачен, что заставило меня подумать: дела идут не так хорошо, как хотелось бы.
    - И что это означает? – раздраженно поинтересовался я.
    - А вот что, - Берестов ткнул пальцем в сторону раненой ноги. – Ты хочешь поскорее закончить расследование, а вместо того, чтобы подчиниться указаниям доктора, ты шатаешься до глубокой ночи по городу без охраны? Пойми: то, что ты не бережешь свою ногу, а проходишь целые кварталы, не только не ускорит расследование, а совсем наоборот!
    Я встал, нервно закурил, впервые за день, и подошел к подполковнику, не отрывающему от меня глаз.
    - Я же вроде бы просил не следить за мной, - спокойно сказал я, но почувствовал, как просквозил холодок в словах. – Или одного напоминания не достаточно?
    - Ты ошибаешься, - сказал офицер – что мои люди все еще за тобой следят. Они перестали следить, как только ты предупредил об этом меня.
    - Меня не проведешь, - тихо проговорил я, но в мертвой тишине комнаты слова прозвучали, словно выстрел. – Ты так этого и не понял.
    - За тобой следили на мои люди, а Елена Антипина, - сказал подполковник.
    - Что? – я бросил взгляд сначала на Берестова, потом на Ревякина. – Елена Антипина? Но…зачем?
    - Ей показалось, что ты что-то скрываешь, - подал голос Иван Михайлович. – Поэтому-то она и следила за тобой.
    Злоба вскипала у меня в душе. Чувство одураченности нарастало по мере того, как я мерил шагами гостиную. Позволить какой-то женщине проследить – и весьма успешно! – за майором милиции?!
    - Откуда ты это знаешь? – накинулся я с расспросами на подполковника. – Она, что, приходила к тебе? А-а-а, ну да! Она же следила за мной, после того, как я вышел из кафе! Но, - я остановился – тебя же не было на месте! Я к тебе заходил.
    - Верно, не было меня в офисе, - подтвердил Берестов. – Я был здесь?
    - Все это время? – изумился я. – Зачем?
    - Нет, не все время, - ответил за офицера Ревякин. – Меня же не было дома.
    - Я пришел совсем недавно, - сказал Берестов. – Минут за двадцать до твоего появления. У меня новости и, боюсь, плохие.
    Я и друг отца воззрились на офицера. В мертвой тишине прозвучал его голос:
    - Николай Жаровников в реанимации. По-видимому, его спустили с лестницы.
    - Когда это произошло? – глухим голосом спросил я.
    - Через полчаса после твоего ухода.
     Из меня вырвался целый поток проклятий и ругательств. Оба мужчины с нескрываемым удивлением посмотрели на меня.
    - Где Антипина? – взревел я. – Это же она сообщила тебе об несчастном случае, да?!
    - Да, - кивнул подполковник. – Но подумай, Тем, где логика?
    - А разве для убийства нужна логика? – иронично осведомился я.
    - Тем, - сказал Берестов. – Жаровникова столкнули с лестницы. Ты видел Жаровникова? Неужели такая хрупкая женщина как Елена Антипина, могла сбросить взрослого мужчину с лестницы?
    - Ну, нет, наверное, - задумался я. – А может у нее был сообщник? Ведь вместо Глушака мог появиться и другой.
    - О чем ты говоришь? – не понял офицер. – При чем здесь Глушаков?
    Я рассказал Берестову о разговоре с Антипиной и о том, какая может существовать связь между ней и убитым авторитетом. Однако, намеренно умолчал о связи с Лаврентьевой.
    Единственный человек, который мог об этом догадаться, был Ревякин. Но то ли из-за ненадежности фактов, то ли из-за расположения ко мне, он промолчал.
    - Так, значит, Глушаков имел любовницу… - Задумчиво произнес Берестов, присаживаясь в кресло и закуривая. – А Антипина следила за тобой…
    - Может, объяснишь, что все это значит? – попросил я.
    - Все очень просто, - поднял голову офицер. – Она выгораживает Паровоза.
    - Антипина? – рассмеялся я. – Выгораживает сына любовника? Но она же видела Паровоза в будке, в ночь убийства! Зачем ей это было говорить, если она его оберегала?
    - Ну, не знаю, - сказал Берестов. – Может, это был хитроумный ход или еще что. У преступников логика странная.
    - До того странная, что Антипина заставляет убить свидетеля, и тем самым, навлекает на него реальную опасность? – спросил я.
    Берестов метнул на меня прямой, испытывающий взгляд и собирался было опровергнуть мои слова, как вдруг слово взял полковник:
    - По-моему, Артем прав. Посмотри глазами человека, Паша, а не офицера: Паровозов находит труп и вызывает вас, затем он узнает, что убивают родного отца. Естественно, он обращается к любовнице отца за разъяснением. Та, зная, что на сына авторитета падет подозрение первым, предоставляет защиту, но не может опровергнуть свои же показания без того, чтобы не навлечь на себя же подозрения. Поэтому и оставляет все, как есть. Естественно, ей легче прикрыть Паровоза, нежели ему самому. Во-первых, - Иван Михайлович начал загибать пальцы на руке – любовница авторитета являлась протеже у погибшего. Во-вторых, к ней будет меньше претензий к мотиву для убийства, ведь она не получит ничего в случае смерти. И, в-третьих, Паровоз, если бы взялся за это сам, то имел бы весьма незначительный успех, так как он хоть и под другой фамилией, хоть и скрывает родство, да только известность сына в тех кругах гораздо больше известности какой-то там одной – а, может, и не единственной – любовницы. Разве теперь, после стольких доводов, я и Артем не правы?
    Берестов долго находился в задумчивости. По его лицу было ясно, что доводы Ивана Михайловича возымели эффект, но принять окончательное решение не давала какая-то неведомая деталь, известная только ему, подполковнику Берестову. Наконец, после долгих раздумий, Берестов поднял на нас глаза и сказал:
    - Нужно что-то предпринять. Но – что предпринять? Все сходится, кроме…одного.
    - И что же это? – спросил я.
    - Ты умолчал об одном существенном факте, Артем.
    Я уставился на офицера непонимающим взглядом.
    - У тебя было что-нибудь с женой Глушакова, Александрой Лаврентьевой? – внезапно спросил он.
    Я метнул разъяренный взгляд на застывшего Ревякина. Но тот был удивлен не меньше меня, из чего я заключил, что друг отца здесь совершенно не виноват. Глубоко вздохнув, я сказал:
    - Я не знаю, откуда у тебя такая осведомленность, но ты, пожалуй, прав.
    Лицо офицера помрачнело; он-то, я был уверен, ожидал совершенно другого ответа.
    - И после этого ты говоришь, что тебя хотел убить убийца? – проницательно заметил он.
    - И это Саша, по твоему мнению, хотела убить меня?! – рассвирепел я. – После того, что со мной было?!
    - Вот именно – было! – вскричал подполковник. – Ты не думаешь, что она могла догадаться, что взболтнула лишнего в ту ночь?
    - Не смей оскорблять в моем присутствии Сашу! – заорал я, выхватывая пистолет. – Ты не понимаешь, какая она!
    Но Берестов не отвечал. Он смотрел на пистолет в моих руках, направленный ему в грудь. Мгновение он оценивал обстановку, а потом резко отскочил в сторону, пригнулся и ударил своей ногой по правой ноге.
    Я, как только он вскочил с места, нажал на курок, но выстрела не последовало – оружие было на предохранителе. И прежде, чем я успел снять пистолет с него, получил мощный удар в правую ногу.
    В глазах потемнело; страшная боль захлестнула сознание. Падая, я успел ухватиться за край стола, но ослабевшие от боли пальцы соскользнули с гладкой поверхности. Со всего размаха и с высоты своего немалого роста, я грохнулся о пол и потерял сознание…
    … В комнате находилось гораздо больше людей, чем было до моего обморока. Открыв глаза, я узнал доктора, спасшего мне жизнь. Врач склонился надо мной и сосредоточено считал пульс. Улыбнувшись, я спросил:
    - Давно вы здесь?
    - Минут сорок, - ответил, не отрываясь от дела, доктор. – Как самочувствие?
    Я пожал плечами:
    - Вроде ничего. Почему так много народа?
    - Потому что вас надо немедленно эвакуировать в больницу. Не беспокойтесь, - добавил он, видя мою негативную реакцию – это закрытая частная клиника.
    Мне ничего не оставалось, как согласиться.

Все люди опрометчивые, горячие! Это касается и Ростокова, и Берестова.