Не готовый бы не выложила даже несмотря на самые жаркие уговоры Потому что здесь имеет место желание автора. Надеюсь, Вы, читатели мои, согласны с этим утверждением?..

Простите,  но я выложила не полную главу! Эх,я, не внимательная...

Я сидел на подоконнике, напряженно соображая и ни к чему, вообще, не приходя. Что ж, думал я, хватит прохлаждаться на больничной койке, стоимостью моей месячной зарплаты.
     Я встал, скинул больничное одеяние и переоделся в свою повседневную одежду. В оконном отражении отразился парень, сильно изменившийся за последние шесть месяцев, причем не в самую лучшую сторону.
     - Хм, - криво улыбнулся я своему отражению. – Больничный режим и полное бездействие тебе пошло не в пользу. Надо что-то делать.
     И в тот же миг дверь палаты распахнулась. Я развернулся и увидел на пороге Сергея, слегка удивленного при виде моего делового вида.
     - Ты куда-то собираешься?
     - Конечно. – Улыбнулся я, пожимая ему руку. – Ведь ты меня отпустишь?
      Сергей удивленно приподнял брови, но возражать не решился – ему хватило предыдущей сцены в кабинете.
     - Хорошо. Но ты обязан пройти обследование перед выпиской.
    Я пожал плечами. Спорить было бесполезно. Я аккуратно расстегнул рубашку.
     - Признаться, я очень удивлен, что ты так быстро пришел в норму. – Сказал Сергей, осматривая мое правое плечо.
    Я хмыкнул. Мне и не такое приходилось переносить, по словам моего дорогого Женечки. Расстегнул ворот у рубашки.
     Чуть ниже сонной артерии спускался длинный узкий шрам, как бы деля шею на две части. Удивительно ровный и четкий, он вызывал у непрофессионалов удивление и ужас, а у мастеров холодного оружия понимание того, что работал профессионал. Шрам напоминал о том, что следует доверять только себе.
     - Работал профессионал, - ответил Сергей, несколько удивив меня. – Ты был заложником?
     Я кивнул. Заложник лучшего друга…
     - У тебя работа опасная.
     - Не опаснее работы телохранителя, - огрызнулся я.
     - Как я уже говорил, рука в хорошем состоянии, - заметил Сергей. – Я не думал, что она так быстро зарастет.
     - Вашими стараниями, - благодарно сказал я.
     - И твоим желанием выздороветь, - справедливо заметил Сергей и продолжил: - А вот с головным мозгом дело обстоит посложнее.
     Я насторожился. Несмотря на больничный уход, лекарства и спокойствие, я не мог вспомнить ничего более существенного, чем то, что злоумышленники хорошо знали меня. Но – кто?
     - Память у тебя восстанавливается очаговым методом, то есть вспышками. Единственное, что восстановит тебе память, так это похожая ситуация, где тебе пришлось распрощаться с памятью.
     О, господи, подумал я, не надо было упоминать об этом.
     - Так ты выпишешь меня?
     - Я же сказал, что выпишу. Значит – выпишу. Или ты сомневаешься?
     Я смерил его многозначительным взглядом, и Сергей тотчас опустил глаза.
     - Нет. Я не сомневаюсь. – Улыбнулся я. – У тебя нет новостей по интересующему нас делу?
     - Ничего. – Покачал Сергей головой. – Глухо…
     - Как в танке. – Отозвался женский голос, заставив меня в приятном удивлении повернуться в сторону двери.
     Сергей тоже обернулся вслед за мной. Вид бывшей жены, облаченной в шелковую сиреневую кофточку в четверть рукава, с собранными в изящный хвостик отливающими позолотой волосами, поверг его, несомненно, в волнующий трепет.
     - Ну, я, пожалуй, пойду, - поспешно ретировался Сергей, помня об своем обещании.
     - Конечно, Сереж, - язвительным тоном задела его Юля. – У нас в стране еще действует свободный выбор своей второй половинки, не так ли?
     - Конечно. – Буркнул Сергей и, взмахнув полами белоснежного халата, вылетел из палаты.
Глава одиннадцатая.
     Я вышел из дверей клиники, слегка раздраженный тем, что пребывание в ней стоило моей месячной зарплаты на следующий день после разговора с Сергеем. Дело в том, что в момент, когда Сергей готовил мне выписку, в операционную доставили пожилого бизнесмена с огнестрельным ранением в груди. Операция закончилась далеко за полночь.
     Шел дождь, заметно похолодало. Рваные тучи неслись на восток. Промозглая серость и непролазный туман не давали шагнуть даже ста метров. Я отыскал свой «Шевроле», внимательно осмотрел машину со всех сторон и наклонился над тем местом, где я, раненый, прислонился к дверце.
     Ничего интересного. Кровь на дверце давно уже забрали на экспертизу, а на расстоянии двухсот метров собаки обследовали всю территорию.
     Я открыл водительскую дверь, заглянул в кабину и осторожно сел. Что ж, подумал я, если к тебе в машину заложили взрывчатку, не такую еще проявишь осторожность! Я завел «Шевроле» и выехал со стоянки.
     «Кто-то хотел меня убить – вертелось в голове. – Кто? Неужели меня ждет участь Андрея? Что, если он хотел сдать сообщников, но ему помешали? Что, если я близок к тому, ради чего стоит меня убить?..»
     На полпути к офису повалил крупный снег, залепляя лобовое стекло и тормозя движение на дороге. Хлопья мокрого, быстро таящего снега облепляли электропровода, столбы и указатели. Видимость хоть и была не слишком уж хорошей, уменьшилась до минимальных пределов. Поэтому я добрался до офиса минут на двадцать  позже обычного.
     Я вошел в теплое, гостеприимное помещение филиала ФСБ. На месте дежурного никого не было, и я нахмурился – сегодня дежурил сотрудник моего отдела. Совсем распоясались без моего присмотра, подумал я. Я вызвал лифт и нажал кнопку седьмого этажа. И опять мне повезло – о моем приходе никто так и не узнал.
     Я вошел в свой кабинет, стряхивая рукой снег с пиджака. Офис почти не изменился за прошедшие 12 дней . Все тот же стол, заваленный бумагами, все те же салатовые стены и жалюзи на окнах. Единственное изменение, которое я заметил, был конверт.
     Я подошел к столу и перевернул конверт. Для меня это письмо оказалось полной неожиданностью. Письмо от Москалова. Что ему понадобилось от офицера ФСБ? Человеку, который несколько раз был на грани выбора между свободой и зоной? Я распечатал конверт. Вот, что в нем было написано косым, неровным почерком, ясно давая понять, что парень торопился:
     «Не буду тратить время на бесполезные приветствия и уважения. Я знаю, что тебя сегодня выписывают и, наверняка, меня уже не будет в живых. Признаться, я не решался тебе этого говорить, если бы не особые обстоятельства. Я знаю, что меня сегодня убьют. И ни ты (и ни твои ребята) не виноваты в этом.
     Мои пацаны стреляли в тебя по моему приказу. Скажешь, почему тебя не убили? Ответ прост – подозрение в первую очередь подозрение пало бы на меня. Ты, наверное, уже догадался, что Шпенгель – мой клиент. Ведь я – начальник эмиграционной службы. Я сделал так, чтобы подозрение пало на Шпенгеля – и пистолет его, и уехал он не вовремя заграницу. Странно, сам все подстроил, а теперь признаюсь тебе в этом.
     Зачем я покушался на тебя? Надеяться, что ты не разнюхал о ссоре Сергея со мной, было бы глупо. Ты человек далеко не глупый, и даже если ты не вспомнил моих ребят, ты мог бы догадаться.
     Я знаю, кто меня заказал. Знаю, но не скажу. Иначе ты попытаешься спасти меня и засадить за решетку. Хочу, чтобы ты знал – я нисколько не раскаиваюсь в содеянном. Я не хочу, чтобы кто-нибудь видел мою смерть. Я боюсь смерти… Надеюсь, что среди соснового леса меня никто не услышит и не увидит.
     Это все, в чем я хотел признаться тебе. Гораздо легче умереть от пули на воле, нежели от побоев на зоне.
Андрей Москалов».
     Я смотрел на письмо, разрешавшее одну из моих головоломок. Если верить письму, Андрея Москалова сегодня убьют где-то в сосновом бору, далеко от города. Где в Краснодарском крае есть сосновые боры? Их всего три. Первое – в 50 км севернее города, второй – на границе с Грузией и третий – в стороне от  Краснодара . Но какой из этих трех – нужный? На границе с Краснодаром – довольно далеко, да и трасса довольно оживленная. Не пойдет. На границе с Грузией – более 200 км. Там таможня – выстрелы будут слышны. Остается первое – в 50 км от города. И далеко от города, и глухое место, и дорога мало используется.
     Я накинул пиджак, отыскал куртку, надел кобуру. Зачем я это делал? Хотел узнать ответы на дополнительные вопросы. Я черкнул записку Леше, говорившей о том, куда и зачем я поехал, и вышел из офиса.
     Снег падал крупными, пушистыми хлопьями и тотчас таял на плечах. Я открыл дверцу своей машины и оглянулся. Никого. Господи, подумал я, неужели я до конца своих дней буду оглядываться через плечо, опасаясь нападения?
     Как только я выехал из города, надавил на педаль газа. Спидометр зашкаливал за 130 километровую отметку. Я боялся опоздать.
     Вот и едва заметный поворот в сосновый лес. Я кое-как попал в поворот. Свежие следы «Хаммера». Следов «Тойоты» Москалова было не видно. Значит, его насильно привезли сюда.
     Я резко затормозил на поляне. Посреди нее стоял «Хаммер», загораживая весь обзор. Я выхватил пистолет из кобуры и вышел из машины. Осторожно обогнул «Хаммер» и прирос к земле.
     Два человека, которые следили за мной, держали на прицеле высокого худого молодого человека – Андрея Москалова. Он не пытался защищаться, на нем не было бронежилета, не видно было и телохранителей. Он был один. Было видно, как он готовится к смерти.
     Одновременно с моим выстрелом прогремели почти в одну секунду другие два. Какое-то мгновение Москалов изумленно смотрел на лица убийц, а потом медленно, величественно, словно актер на сцене, упал на снег. Я нажал на курок, целясь в наемников. Пуля просвистела над головой первого стрелявшего убийцы, едва не задев затылок. Второй стрелявший обернулся и, увидев меня, послал мне навстречу две пули, чудом не задевшие меня. Я перекувырнулся, прижался спиной к дверце «Хаммера» и выстрелил. Наемник пошатнулся, хватая ртом воздух и зажимая рану на плече. Пуля его напарника чиркнула меня по щеке. Я почувствовал жжение и теплоту потекшей крови. Разъяренный вторым неоправданным ранением за две недели я выскочил из-за джипа и выстрелил три раза подряд в ранившего меня наемника. Я видел как в замедленной съемке, как побледнел убийца, как кинул взгляд на израненную грудь, как удивленными глазами посмотрел на меня, так и не опустившего пистолета. Затем он упал также медленно, как и Москалов.
     Я долго смотрел на поляну, ставшей последним пристанищем трем уголовникам, лежавшим теперь на таявшем снегу. Осознание того, что я убил наемника, пришло не сразу. Я подбежал к Москалову.
     Он был еще жив: дыхание было прерывистое, со свистом – верный признак того, что пуля задело легкое и повредило ребра. Крупные капли пота стекали со лба. Парень был недалек от мира сего.
     Я смотрел ему в глаза, как когда-то смотрел на Наперсткова. Силы, поддерживавшие жизнь в теле, начинали иссякать. По щекам катились слезы.
     - Андрей, - позвал я его, садясь на согнутых ногах. – Андрей, ты меня слышишь?
     Пальцы, зажимавшие левое плечо и часть груди, дрогнули. Он перевел помутневший взгляд на меня.
     - Андрей, - повторил я. – Кто тебя заставил совершить покушение на меня?
     Он порывисто вздохнул. Он хотел что-то сказать, но не мог.
     - Кто тебя заставил стрелять в меня? – четко и раздельно произнес я.
     Из горла вырвался непонятный звук: то ли стон, то ли хрип. Наконец, после мучительных усилий парень прошептал:
     - Горох… на свободе…
     Я и сам это знал. Я пытался узнать по затуманенным болью глазам его мысль, но не мог.
     - Я тебе…говорил, - прошептал Москалов, сжимая из последних сил кровоточащую рану на плече и груди. – Оставь меня… Я не хочу…чтобы меня кто-то видел… Я…боюсь смерти…
     - Это Горошников заказал меня? – снова четко спросил я.
     - Это он…
     - Горошников?
     - Нет… Это он…
     - Кто? – я опустился на колени.
     - Он… знает…
     И прежде чем я успел открыть рот, чтобы задать уточняющий вопрос, Москалов захрипел, с уголка рта потекла кровь, глаза закатились, и по телу пробежала предсмертная судорога. На глазах у умирающего появились слезы боли, пальцы судорожно зажали раны, Москалов дернулся и навсегда затих.
     Я сглотнул подступивший к горлу комок. Нет, думал я, ни один уголовник не заслуживает такой мучительной смерти, даже закоренелый. Я прикрыл ладонью холодные серые глаза, которые больше не увидят этого грешного бренного мира.
     Поляну огласили звуки подъезжающих машин: появились Наперстков и Леша. Оба выскочили из машин, выдергивая из кобуры пистолеты. Следом за ними двое сотрудников из отдела Наперсткова. Они окинули взглядом место перестрелки и только после того (не опустив пистолетов) двинулись ко мне.
     - Ты ранен? – спросил Наперстков, увидев след от пули.
     - Царапина, - отмахнулся я, кивнув в сторону не шевелящихся наемников. – Что с этими?
     Наперстков подошел к убийцам, наклонившись над каждым из них, проверил пульс. – Живы. Оба. Это ты их?..
     Я кивнул. Страшно было подумать, если кто-то из них умрет. Стрелял из-за ярости, не из-за самообороны…
     - За что ты его? – он повел головой в сторону убийцы с тремя пулями в груди.
     Руки сжались в кулаки, лицо исказилось в ярости. На меня стало страшно смотреть. Что только с людьми не делает война!
     - Дэн, Дэн, тихо-тихо-тихо! – поспешно стал успокаивать меня Женя. – Все в порядке! Успокойся!
     Я глубоко вздохнул. Наперстков еще две минуты всматривался в меня, боясь спровоцировать рецидив. Наконец, он сказал:
     - Надо эту шпану к нам в стационар отправить, пока репортеры не нагрянули, иначе они кони бросят.
     Я кивнул, встал, дотронувшись до следа пули.
     - Москалов заказал меня.
     - Я понял. – Кивнул Наперстков.
     - Он думал, что я засажу его на зону.
     - Обычная логика уголовника, - пожал плечами Женя.
     - Он боялся умирать.
     - Боялся? – иронически заметил Женя.
     - Боялся, что его кто-то увидит.
     - Это они в него стреляли? – Наперстков махнул рукой сначала в сторону убийц, потом – в сторону Москалова.
     - Они.
     - Ну, тогда это по моей части, - заулыбался Женя. – Поехали в офис.
     Женя двинулся к своей машине, и лишь пройдя метра три, он остановился и оглянулся. Я не сдвинулся с места.
     - Дэн?
     Я посмотрел на него ничего не значащим взглядом.
     - Дэн? – снова позвал он меня.
     Я молчал – не хотел говорить.
     Он в третий раз окликнул меня и, не услышав ответа, подошел ко мне.
     - Это была самооборона.
     Я покачал головой. Уж я-то знал, что это не так.
     - И этому есть доказательство, - он указал на кровоточащий шрам.
     Я посмотрел на него со смехом в глазах, на миг подумав, что так же глядят родители в глаза подросшего, но не образумившего подростка.
     - Послушай, Дэн, - Наперстков встал напротив меня. – Я знаю, что это – он кивнул на убийц, лежавших на носилках – было чересчур, но, скажи мне, какой человек смог бы хладнокровно смотреть в глаза людям, которые чуть было не убили мгновение назад
     И я, не задумываясь, ответил:
     - Ты… И Андрей…
     Наперстков очень долго смотрел на меня. В этот миг я был с ним на равных. Не было не визуального барьера, ни возрастного неравенства, ни различия в опыте. А был только холодный октябрьский день, сосновый бор, поляна, испещренная пятнами крови, да два мужчины, стоявшие друг против друга и пристально глядевшие в глаза.
     - Ты прав, - тихо ответил Женя, закуривая. – Именно так и делал Андрей до того рокового выстрела. Но к чему это привело? К смерти, да к мести…
     Я вздохнул всей грудью. Месть, страшное слово месть…
     - А что насчет меня, так ты ошибаешься. Я никогда не был наедине с убийцей. В моем отделе все решают переговоры, а не перестрелки.
     - Хорошо, что меня не взяли в твой отдел, - попытался отшутиться я. – Иначе я всех перестрелял.
     Теперь Наперстков  покачал головой:
     - Дело не в этом. Ты – человек горячий, но таким тебя сделала война. На войне переговоры – дело командования, а  ни какого-нибудь взводного лейтенанта, не нюхавшего пороху. Просто… Просто у тебя совершеннейший склад ума, присущий штабисту, а не сыщика, занятому розыском компромиссов и переговоров. – Он замолчал, докуривая сигарету, но внезапно спросил: - Почему тебя определили в боевые командиры, а не в штабисты?
     - Я сам захотел, - усмехнулся я. – Молодой, зеленый, человек действия. Меня тянуло в бой, в гущу событий. Хотел блистать, отличаться, показывать пример другим. Разве это можно было сделать, сидя в штабе, обложившись расчетами, вычислениями и еще бог знает чем?
     - Нет. – Ответил за меня Наперстков, выбросив и затоптав окурок. – Может, пойдем?
     Я кивнул. Мы двинулись к машинам. Наперстков искоса поглядывал на меня. Наконец, я не выдержал.
     - Что еще?
     - Тебе звонила Юлия, немного погодя после твоего ухода из офиса.
     - И что? – я пытался не выдать своих чувств.
     - Просила перезвонить. – Улыбнулся Женя. – Слушай, что…
     - Ничего. – Перебил его я и молча уселся в машину. – До встречи.
     - Пока! – откликнулся Женя.

А продолжение вылаживать?

Глава четырнадцатая.
    Я заскочил в офис, снял с зарядки сотовый телефон и собирался уже снова незаметно исчезнуть, как в кабинет вошел Леша, явно с испорченным настроением. Я пытливо всматривался в лицо напарника до тех пор, пока Леша не буркнул:
    - Что сверлишь взглядом?
    Я слегка приподнял брови, давая коллеге понять, чтобы впредь выбирал выражения со мной. Он это понял, сказав извиняющимся голосом:
    - Извини… Просто шеф опять не в духе. Сорвал злость на том, что тебя не найдешь на рабочем месте! Я-то тут причем, скажи на милость?
    - Не знаю. – Я подошел к Леше. – Съезди-ка ты лучше вот по этому адресу.
    Леша вырвал листок с адресом радиостанции, написанный Альбиной Ивановной напоследок. Пробежав глазами по листку, он поднял на меня глаза и недоуменно спросил:
    - Зачем тебе это?
    - По делу, - отмахнулся я и пояснил: - Выясни, записывал ли этот Александр на пленку какие-либо диалоги или интервью 12 сентября этого года мужчине возраста от 40 до 45 лет с басовитым, хриплым голосом или по чьей-либо просьбе. Скажи, что ты от Альбины Ивановны Марковой-Моллоу и только в крайнем случае покажи удостоверение. Лучше все вали на меня, ври, увертывайся, но только добудь то, о чем я тебя прошу.
    Я встал, застегивая куртку. Но тут Леша остановил меня:
    - Дэн, тебя шеф разыскивает. Просил зайти к нему, когда вернешься.
    - Зачем?
    - Это из-за смерти наемников.
    - Второй тоже умер? – в горле у меня пересохло.
    - Дэн, по-видимому, его убили.
    - Убили? Когда?
    - Сегодня днем. Примерно в то же время, как мы нашли тебя на трассе.
    Черт, подумал я, теперь в их смерти обвинят меня.
    - Ладно, я пошел. – Я повесил куртку на крючок и одернул пиджак. – До встречи.
    - Ага.
    Я спустился на пятый этаж, где находился кабинет шефа. В приемной никого не было, стол секретарши пустовал. Пожалуй, не стоило лезть на рожон, учитывая настроение шефа, размышлял я, остановившись у черной массивной двери с позолоченной табличкой с надписью: «Клементьев А. С. Директор»
    Я постучался и вошел внутрь.
    - Я же сказал: никого не впускать! – рявкнул полковник. – Какого черта…
    - Добрый вечер, Алексей Сергеевич, - вежливо поздоровался я. – Извините, что без спроса, но Анны Ильиничны нет на рабочем месте.
    Клементьев поднял голову, встряхнув черными кудрявыми волосами. Смерив меня взглядом и остановившись на посиневшей челюсти, Клементьев распорядился:
    - Скакин, садись.
    Я присел, мимолетно оценив знакомый интерьер комнаты.
    Одного взгляда было достаточно, чтобы распознать в обстановке комнаты щеголеватую привычку начальника. Вдоль стены тянулась стенка-бар, длиной около пяти метров, целиком из красного дерева. За стеклянными дверцами скрывались многочисленные фарфоровые стаканы и кубки, некогда коллекционируемые шефом. На дальней полке, рядом со столом начальника находился позолоченный граммофон, подаренный сотрудниками на юбилей любимого начальника. Этим граммофоном Клементьев дорожил не меньше чем коллекцией кубков. По другую сторону комнаты располагались два журнальных столика с бра над каждым из них и два стула, также из красного дерева. В центре комнаты находился огромный стол, предназначенный для совещаний численностью в двадцать человек. Перпендикулярно к столу стоял другой стол – самого начальника. На столе, как и во всей комнате, царил идеальный порядок, соответствующий натуре Клементьева. Поэтому, садясь за стол, я невольно ощутил на себе холодный изучающий взгляд начальника, в несколько раз усиленный строгой официально-холодной обстановкой.
    - Ты знаешь, зачем я тебя вызвал.
    Я промолчал, испытывая терпенье шефа и прекрасно осознавая, что это мне не на руку.
    - Ты знаешь, зачем я тебя вызвал. – Начальник просто так не сдавался.
    Я медленно повернул в его сторону голову и едва заметно кивнул. Начальник повысил на октаву голос – я разозлил его:
    - Сегодня днем два человека, которые были под следствием, умерли.
    Я не отреагировал и снова кивнул.
    - Один из них, Александр Норкин, умер от полученных огнестрельных ран из вашего оружия, Скакин, - Клементьев сделал ударение на слове «вашего».
    Я сглотнул. «Специально тянет. Играет на нервах – в гневе размышлял я, расстегнув верхнюю пуговицу рубашки».
    - Второй наемник – Павел Книжинцев – уроженец города Орла, 1973 года рождения. Освободился из колонии строгого режима полгода назад. Был осужден за грабеж в особо крупном размере, за что и получил 8 лет и 7 месяцев. Отбыл наказание полностью. Особой дисциплинированностью не отличался. Вам что-нибудь  известно, помимо сказанного мною?
    Я снова покачал головой, отрицая.
    - Сегодня днем, примерно в половине второго, - продолжал начальник еще более холодным и резким тоном – медсестра принесла послеобеденные таблетки Книжинцеву, не заметив, что во флакончике болеутоляющих находились сильные снотворные таблетки. И, следуя указаниям врача, медсестра дала Книжинцеву две таблетки, сказав, что если станет хуже, принял еще две. И спустя полчаса, он их и принял. Медсестра нашла его уже умершим от передозировки в половине пятого.
    Я молча посмотрел на начальника. Тот тотчас отвел глаза и закончил:
    - Где вы были все это время?
    Я проигнорировал его вопрос – и зря.
    Начальник вскочил так, что кресло, отъехав назад, с силой врезалось в стену, и он, сверкая глазами, заорал:
    - Что ж вы молчите, черт подери?! Ведь именно вы виноваты в смерти этих двух людей! Я знаю о вашей сообразительности и неординарном мышлении, но это не дает вам права в приступе ярости расстреливать людей по собственному желанию!
    Я посерел. Выбрасывать в лицо мне обвинения не был в праве никто, даже начальник филиала ФСБ. Сдержаться было выше моих сил. Я встал, устремив взгляд на взбешенного Клементьева, и метая молнии.
    - Вы не были со мной в сосновом бору, как и не были на трассе, где я пристрелил Штопора. Вы не имеете права орать на меня, потому что у вас нет ни малейшего представления о тех ситуациях! Вы не знаете, что это такое, поэтому вам лучше замолчать.
    Я знал, что перегнул палку, но и не мог сдержать гнева.
    Лицо Клементьева сделалось белым, как мел. Он вышел из-за стола и подошел ко мне. Лицо выражало лютую ненависть и уязвленное самолюбие. Подойдя ко мне так, что стали видны различия между глазами – один глаз чуть-чуть косил – Клементьев прошептал:
    - Несмотря на все свои заслуги, ты – эгоист, Скакин.
    И я – чисто машинально – выдал реплику:
    - Было от кого за четыре года научиться.
    Я не успел отреагировать на отлично поставленный спецназовский удар, когда он настиг меня.
    Повалившись спиной на стол и увернувшись от следующего удара, я увидел, как разлетелся стул. Я соскользнул на пол, защищаясь от щепок, и получил сокрушительный  удар в правое плечо.
    «Черт бы все побрал! – разъярился я, видя, как кровь потихоньку просачивается сквозь рубашку».
    Клементьев стоял, глядя на плечо с растекавшейся по нему лужицей крови. Он был мертвецки бледен, губы силились что-то сказать, но вырывались лишь какие-то звуки.
    Я встал, ощущая привкус крови во рту и сильное головокружение. Цепляясь за стулья, дошел до двери и тихо, почти шепотом, сказал:
    - Я ухожу в отставку.
    Печально улыбнувшись и поглядев на начальника, я неожиданно понял – жизнь кончилась. В следующий миг я потерял сознание…
    Я сидел за совещательным столом, не сводя взгляда с лица начальника. С тех пор, как я потерял сознание в этом кабинете, прошло уже несколько часов. Начальник молча читал мой рапорт, требовавший отставки по собственному желанию, и никак не мог дочитать его до конца, то и дело поднимая на меня глаза. А что касается меня, то дела обстояли более или менее нормально.
    По рассказу Жени Наперсткова, я пролежал в кабинете начальника около 20 минут, пока тот вызывал «Скорую». И как ни странно, я снова попал в ту же самую клинику, из которой совсем недавно выписался – в клинику Сергея. Сергей пришел в ярость, по словам Жени, когда увидел, что только зажившая рука подверглась необузданной атаке начальника. Шов не только разошелся, но и не сохранился вообще. Проще говоря, мне снова зашивали плечо. Как только я пришел в себя, я долго не мог понять, где нахожусь. Но, едва завидев Сергея, после его объяснений потребовал отпустить меня домой. Перед четырьмя офицерами ФСБ – Женей, Лешей, мной, да Клементьевым – он был бессилен. И уже через час после происшествия я был на рабочем месте.
    Начальник упорно не хотел отвечать на мой безмолвный вопрос. Я просто так сдаваться не собирался. И ждал. Наблюдал, как зрачки начальника скользили по бумаге, ничего не выражая. Спустя минут двадцать после начала чтения, когда притворяться уже не было смысла, Клементьев поднял голову и промолвил только два слова:
    - Это бессмысленно.
    Я сделал вид, что не расслышал.
    - Денис Павлович, это же бессмысленно, - снова повторил начальник, подходя к стенке-бару и доставая оттуда бутылку ирландского виски. – Куда ж вы сейчас устроитесь в конце года?
    - Чего вы добиваетесь? – не выдержал я.
    Он кинул на меня тревожный взгляд, плеснул в две рюмки виски и протянул одну из них мне со словами:
    - Выпейте. К чему я веду, вы спросили. Я вам отвечу: я не хочу вас отпускать. Вы профессионал своего дела. И мы оба прекрасно это знаем.
    Ну, вот, опять все заново, горько усмехнулся про себя я, что ж, посмотрим, кто кого на этот раз!
    - Вы уж извините меня, Денис Павлович, за прошлый инцидент. Просто, меня вывели из себя.
    - Я?
    - Нет. – Удивленно ответил начальник, взглянув на меня и пригубив из рюмки. – Не вы. Начальник милиции.
    Я чуть было не присвистнул, услышав такую новость.
    - Начальник городской милиции Кирилл Геннадьевич Новоселов предъявил мне ранее ультиматум: или наше ведомство прекращает расследование побега Горошникова, или они обвинят вас в предумышленных убийствах.
    - Предумышленные убийства?! – совсем ничего не понимая, повторил я. – Какие еще убийства?
    - Убийства Штопора и вот этих двух, что скончались в больнице, - смущенно пояснил Клементьев, не встречаясь со мной взглядом. – Мне очень жаль, что я…
    - Забудьте, - сердито отмахнулся я, задетый такой несправедливостью со стороны милиции. – Я передумал: я не уйду в отставку, пока сами не вынудите.
    Начальник  наконец-то поднял глаза и весело улыбнулся мне. Что ж, игра была снова выиграна мной.
    Я встал, пожимая ему руку:
    - Через два дня, в субботу, в кафе-баре «Ялик», состоится встреча Горошникова с авторитетами города. Я уж постараюсь, чтобы это была последняя встреча в его жизни.
    - Но… - замялся Клементьев – ты же не убьешь его?
    Я подошел к двери, а потом не громко ответил:
    - Я постараюсь, Алексей Сергеевич.

Глава пятнадцатая.

    На следующее утро я пришел в кабинет в приподнятом настроении: выдался свободный вечер, который я намерен был провести в приятном обществе Юли. Ближе к десяти часам это настроение отнюдь не испортилось, а, наоборот, улучшилось, так как Леша, которому я дал задание допросить парня с радиостанции, пришел с хорошими новостями.
    Я лениво перебирал текущие дела, на самом деле мечтая, как прищучу Горошникова, а потом, наверняка, получу прибавку к зарплате. Хотя, укорял себя я, зарплата итак была не маленькой.
    Леша влетел в кабинет, сияя от возбуждения и радости.
    - Дэн! – прокричал мне в ухо он, размахивая какой-то бумажкой у меня перед носом. – Ты не представляешь, как я его уломал! Нет, никогда не догадаешься!..
    Я отложил бумаги, согнал с лица ненужную ухмылку и предложил напарнику:
    - Леш, ты сядь лучше.
    Леша схватил стул, с размаху опустился на него и, все еще вертя листок в руках, начал рассказывать:
    - Прихожу я, значит, по указанному адресу и вижу, что перед входом стоят двое мужчин, вернее сказать, один совсем еще парнишка, а второй, значит, лет так 28-30. Я, значит, подхожу к ним и говорю, мол, здесь ли находится городская радиостанция. Тот, кто постарше, отвечает, что здесь. Я и говорю ему, как мне найти Александра Еременченко. Ну, этот юноша и говорит, что это он и есть, Александр Еременченко то есть. Мы, значит, проходим в студию. Я разъяснил ему суть дела, сказав, что я от Альбины Ивановны. Он сначала внимательно так смерил меня взглядом и лишь, потом спросил, кто я. – Он многозначительно остановился, усиливая итак уже возросший интерес, потом продолжал: - Я ему и ответил, что я старый знакомый Альбины Ивановны. Он этим удовлетворился, но на протяжении всего диалога бросил на меня изучающие взгляды.
    Вот, что он рассказал. В тот вечер, а был уже вечер, он как раз собирался уйти с радиостанции, так как его смена уже кончилась. Он уже выключил оборудование, оделся, и уже подошел к двери, как зазвонил телефон. Парень подумал, что это опять по работе и не хотел брать трубку, но что-то дернуло его сделать именно так. Звонила именно Альбина Ивановна. Спросила, свободен ли парнишка, и, получив утвердительный ответ, пригласила его на чай. Юноша не смог устоять перед профессором. И через час был уже у нее дома.
    Я прикинул в уме, сколько занимает путь от радиостанции до дома Альбины Ивановны, и приблизительно получил около 40 минут. А вечером еще и пробки…
    - Прибыл, значит, юноша к дому где-то в половине восьмого. Альбина Ивановна напоила его чаем и показала такую голосовую запись.
    С этими словами Леша достал из кармана диктофон и включил запись:
    «Если ты через неделю не достанешь 500 тысяч рублей, твоему сыну будет плохо!»
    Я подумал, что если шантажист так хотел получить эти 500 тысяч, он за два месяца выбрал бы удобный момент. Но он же этого не сделал.
    - И что же было дальше? – спросил я.
    Леша ехидно улыбнулся, давая мне понять, что самое лучшее осталось на потом. Затем, положив листок мне на стол, пояснил:
    - Посмотри, что я еще выкопал.
    Я взглянул на листок, исписанный запоминающимся с первого взгляда почерком: «Ул. Приморская 74, кафе «Ялик», суббота 20.00»
    Сотни мыслей завертелись у меня в голове, мешая сосредоточиться. Что, не мог сообразить я, связывает шантаж с побегом Горошникова? Но факт был очевиден: простым совпадением не может быть, что встреча – а я был уверен в этом – не может быть назначена в одном и том же кафе, да еще и в одно и то же время без очевидных причин. Но каковы эти причины?
    - Где ты раздобыл это? – глухим голосом спросил я, помахав листком.
    - Это оказалось очень просто, - деланным голосом произнес Леша, закинув ногу на ногу. – Я просто назвался твоим именем.
    Я как будто шагнул в бездну. Все мое хорошее настроение в одно мгновение улетучилось. Что ж, обреченно подумал я, теперь шантажист прекрасно знает, кто я такой и чем я занимаюсь. Но самое главное – я знал, что со дня на день наемники воплотят свой план в жизнь.
    - Леша, - выдохнул я, вставая. – Ты понимаешь, что подписал мне смертный приговор?
    Лицо Леши изменилось на глазах: только оно было самодовольным и радостным и вот оно уже искажено от ужаса и понимания того, что он сделал.
    - Я… Я не хотел… Правда…
    Я встал, накинул пиджак, взял сотовый телефон и, не глядя на него, подошел к двери.
    - Мне нужен бронежилет. – Предупредил я. – И как можно быстрее.
    - Понял, - кивнул Леша, вскакивая со стула. – Будет…
    Я шел по оживленной улице, нервно поглядывая по сторонам и то и дело протягивая руку под куртку, к пистолету. Теперь, на ходу размышлял я, игра пойдет по-настоящему. И я в ней играю лишь роль пешки, которая хочет сделать ход короля. Если бы не моя гордость, да не задетое самолюбие, я не шел бы так, каждые пять минут хватаясь за пистолет. Ну, а раз так, я поведу игру по крупному.
    Я вернулся к автостоянке, где припарковал свой «Шевроле». Заглянул на переднее сидение, посмотрел, нет ли кого сзади и только тогда сел за руль. Так-то, наемники, вы свою работу сделали отменно – я до сих пор опасаюсь за свою жизнь.
    Я выехал со стоянки и минут через 40 – спасибо пробкам и светофорам – прибыл к дому Андрея Безволова. Припарковав «Шевроле» у гаража белого кирпичного дома Безволовых, я взошел на крыльцо и позвонил в дверь.
    Несколько секунд никто не открывал. Затем мой слух уловил мягкое шуршание комнатных тапочек, и через мгновение дверь открылась. На пороге стояла жена Андрея, ныне вдова и мать 9-летнего сына. Хоть ей и было всего 37 лет, несвоевременное вдовство и переживания за маленького сына наложили отпечаток на ее внешность, как внутреннюю, так и внешнюю. Спадающие до плеч каштановые волосы, обрамляли худое, будто высохшее от слез лицо. Совсем не вовремя появившиеся морщины вокруг глаз говорили о глубокой скорби по любимому до сих пор мужу и отцу, несмотря на то, что со времени его смерти прошло уже два месяца. Я заметил, что на бледных худых руках то ли от напряжения, то ли от переживаний выступили вены. Свет карих глаз был до того тускл, что я, не раз видевший жену Андрея, изумился этой перемене. Наталья Даниловна Безволова за прошедшие несколько недель изменилась так, что я с трудом признал в ней ту жизнерадостную, полную сил женщину.
    - Доброе утро, Наташа, - поздоровался я. – Ты не слишком занята?
    - Нет! Что ты, проходи! – радушно пригласила хозяйка в дом. – Все дела?
    - Все дела. – Кивнул я, проходя через узкий полутемный коридор, уставленный различными элементами декора. – Ты одна?
    Наталья с грустью посмотрела на меня, как бы укоряя за бестактность. Я, уловив в ее взгляде осуждение, невольно почувствовал себя не в своей тарелке. Поэтому поспешил перевести разговор на другую тему:
    - А как поживает Миша?
    Лицо озарилось радостной улыбкой, на миг увеличив сходство со знакомой мне  и всему нашему филиалу женщиной но тотчас же омрачилось нахлынувшими воспоминаниями. Проводя меня в гостиную, Наталья ответила:
    - Спасибо, хорошо! Ему уже сделали операцию.
    Я присел на краешек дивана, оглядывая знакомую мне комнату. Большой, с диагональю более метра настенный телевизор, два кресла, расположенный по разные стороны от него и аккуратненький диванчик, носили отпечаток безупречной гармонии, царившей в  семье до недавнего времени.
    - Чаю, кофе? – спросила меня Наташа, пододвигая журнальный столик.
    - Спасибо, ничего, - улыбнулся я, дотронувшись до груди.
     - Да… Да, ты прав, - с опаской ответила Наташа. – Андрей всегда говорил… - Ее голос сорвался.
    Я крепко обнял ее, прижимая к себе, чтобы защитить от потока незабываемых воспоминаний. Наташа, роняя на мое плечо слезы, проговорила:
    - Извини, Дэн, я не хотела… Мне в последнее время что-то не по себе…
    - Это пройдет, - я взглянул в ее ясные карие глаза, затуманенные слезами. – Пройдет время и…все забудется.
    Я сам не верил в свои же слова, а еще хотел, чтобы поверила эта мужественная, храбрая женщина и заботливая мать. Чувствуя себя предателем, я попросил:
    - Ты не могла бы припомнить тот день?..
    Мне не нужно было продолжать, а ей не нужно было вспоминать. Этот день, мог поклясться я, навсегда запечатлелся в ее памяти. Сделав глубокий вдох, Наташа начала рассказ:
    - Тот день начался как обычно. Мы, я и Андрей, встали в полседьмого утра и занялись обычными делами: я пошла готовить завтрак, а Андрей вывел на прогулку собаку, Майка. Андрей всегда гулял одним путем, а этим утром он почему-то выбрал другой путь, более длинный. Поэтому, когда я приготовила завтрак, его еще не было дома… - Наташа сглотнула подступившие к горлу слезы и продолжила: - Андрей пришел минут на десять позже, чем раньше. Он был будто сам не свой: каждые пять минут смотрел в окно, вздрагивал от всякого резкого звука. А потом он мне и сказал: «Наташ, похоже, за нашим домом следят». Я и спрашиваю его: «Почему ты так подумал?» Он подвел меня к краю окна и показал на чердак соседнего дома. Там сначала никого не было видно, а потом, как будто тень проскользнула к лестнице, которая вела в дом. Андрей выругался и сел за стол. Миша уже был в больнице, будить никого не надо было, и я села завтракать рядом с ним. Андрей все еще был нервный, оглядывался постоянно через плечо. А потом вдруг сказал мне: «Сейчас, когда я гулял с Майком, мне показалось, что за мной следят». Я и спросила его, мол, может это из-за твоей работы? А он только неопределенно мотнул головой, доел завтрак, попрощался и ушел на работу. Я долго стояла за оградой, когда он уехал, но ничего подозрительного не заметила, - Наташа вздохнула. – Но потом я поняла, что его беспокойство было не напрасным. За нашим домом действительно следили… Я это уже потом поняла, ближе к вечеру. Я смотрела телевизор, какую-то бесполезную передачу, только для того, чтобы убить время до его возвращения. И тут в дверь позвонили. Я подумала еще тогда, у Андрея всегда с собой ключи, он не стал бы звонить. Подумала, что это соседка. И открыла дверь.
    Это была не соседка, а какая-то молодая девушка, лет так около 23 или даже меньше. Девушка спросила меня, здесь ли проживает какой-то  Дмитрий Федосеев. Я ответила, что она ошиблась домом и что тут живут Безволовы, то есть мы. Девушка извинилась и ушла. Время было позднее, я возле дома не включила свет и не разглядела ее как следует. Только могу сказать, что она была среднего роста с длинными волосами. Я закрылась и вернулась в гостиную. Что-то заставило меня снова пойти в кухню и посмотреть в окно. И тогда я увидела его. Не могу точно сказать, кто это был, но это был точно мужчина. И тут я увидела Андрея: он как раз приехал с работы и вышел из машины. А этот мужчина наблюдал за ним. Я была уверена, что именно его тень видела утром, на чердаке. Андрей зашел в дом, переоделся и собирался погулять с Майком. Я ему и рассказала и про девушку, и про мужчину. Но когда Андрей подошел к окну, на чердаке соседнего дому никого не оказалось. Он насторожился. Я тоже. Но, пока готовился ужин, все страхи развеялись. И около девяти часов вечера Андрей ушел на прогулку с Майком… - Наташа остановилась, прижимая к груди носовой платок и вытирая им слезы, тонкими струйками потекшими из глаз. Я снова обнял ее, нежно поглаживая по плечу. Наташа, взяв себя в руки, продолжила: - Примерно в половине десятого я почувствовала что-то неладное и позвонила ему на сотовый телефон. Не знаю, почему я тогда забеспокоилась, но, видимо, чувствовала, что что-то произойдет. Никто не отвечал. Я пыталась дозвониться раз, наверное, пять, но он так и не брал трубку. Я чуть было не впала в панику. Но тут позвонил Женя Наперстков. Он и спросил, где Андрей. Я ему все и рассказала, как тебе. Он посоветовал мне не беспокоиться и сказал, что позвонит, если что-нибудь успокоиться. Я понемногу успокоилась, потому что знала, что Женя его в беде никогда не бросит.
    - Женя никогда никого не бросает в беде, - согласился с ней я.
    Наташа кивнула и продолжила прерванный рассказ:
    - Около десяти завелась машина Андрея. Я подумала, что он опять поехал в офис, выбежала на улицу, но он уже уехал. Я попробовала снова дозвониться, но телефон разрядился. Я пошла к Майку, позвала его, но и Майка не было дома. И тут позвонил Женя, спросил, дома ли я. Я ответила, что дома, и Женя сказал, что заедет сейчас за мной. Я попыталась выяснить, в чем дело, но Женя ничего не объяснил. По дороге Женя и сказал мне, что Андрей тяжело ранен и сейчас в больнице. Я ему и рассказала про машину и про Майка, про девушку и про слежку. Женя на меня так странно посмотрел, но ничего не сказал. А когда мне приехали, мне доктор сказал, что Андрей у-умер…
    Голос перешел в рыдания, все тело вздрагивала от неудержимых рыданий. Я молча гладил убитую горем женщину по плечу, говоря ненужные слова:
    - По-видимому, я знаю, кто убил Андрея. Нужны только дополнительные факты. Нужно время.. Не беспокойся, преступник будет по всей строгости закона наказан… Это я тебе точно обещаю. Слово офицера ФСБ и друга Андрея.
    Наталья подняла голову, услышав мои слова. Слез уже не было: ни на щеках, ни в глазах. В глазах я прочитал робкую надежду на то, что убийца будет наказан. Наташа, благодарно улыбнувшись мне, сказала:
    - Денис, ты правда…правда нашел его…убийцу?
    - Да. – Твердо подтвердил я. – Нашел.
    - И ты его посадишь?
    - Даю слово, - кивнул я. – Что же было дальше?
    Наташа несколько секунд сидела молча, вспоминая тот вечер, но потом продолжила:
    - А потом мы – я и Женя – пошли на опознание. Это было жутко… - Она сглотнула. – Лицо Андрея было все в крови. Мне сказали, что стреляли в голову, но промахнулись и попали лишь по уху… Вместо ухо был какой-то жалкий обрубок… Но в него стреляли не один раз. Стреляли в грудь… В нем нашли три пули… Это было жуткое зрелище…
    - Я понимаю, - кивнул я. – Потом тебя вызывали на допросы, протоколы, и все такое прочее, так?
    - Так. Я много раз приходила к вам, но тебя не встречала. Где ты был?
    - Там же, где и Андрей. В той же клинике.
    - Ты был ранен?
    Я кивнул, сняв пиджак и расстегнув рубашку. Толстый слой бинтов на моем плече был пропитан запахом лекарств и крови. Я застегнул пуговицы и надел пиджак.
    - Кто тебя так? – тихо спросила Наташа.
    - Те люди, которые следили за вашим домом и убили Андрея.
    - Но… - Не поняла Наташа. – Как ты можешь быть связан с убийством Андрея? Ты же «взяточник»!
    Я расхохотался. Теперь и она тоже называла меня «взяточником», как и Женя. Ну, Наперстков!
    - Это ты у Жени научилась?
    - Он вас постоянно так называл. Вот я и привыкла. Но ты не ответил на мой вопрос.
    Я задумался. Сказать правду, значит, подписать и этой женщине смертный приговор. Уж лучше я, чем она, решил я и ответил:
    - Я думаю, что они знают, что я занимаюсь и этим расследованием тоже.
    Она смотрела ничего не понимающими глазами, в надежде узнать от меня гораздо больше, чем я рассказал ей. Я очень хотел рассказать ей всю правду, но слишком боялся за судьбу ее 9-летнего сына, ради которого она и жила. Уж лучше бы я не знал всей правды, подумал в тот миг я, но отступать было слишком поздно…

Глава шестнадцатая.
    Весь этот день я сидел в офисе, составляя план вторжения в кафе «Ялик». После обеда к моему мозговому штурму присоединились Леша с Наперстковым.  Первый держался в непринужденно-деловом тоне, явно стараясь не вспоминать своего промаха. Женя, не посвященный в утренние детали, поворачивал то в мою, то в Лешину сторону голову, когда замечал такое поведение. Наконец он, не выдержав, спросил меня:
    - Что с вами обоими происходит?
    - Ничего. – Соврал Леша и тотчас отвернулся.
    - Так что же? – сверлил меня взглядом Наперстков.
    - Я не могу тебе все сказать – ты окажешься не в меньшей опасности, чем я. Но кое-что я тебе скажу, - пояснил я. – В кафе «Ялик» завтра состоится встреча двух людей, которые непосредственно связаны с моим и твоим делом.
    Женя напрасно прошивал меня своим взглядом – я больше ему ничего не сказал. Отбросив эту бесполезную идею, Женя подытожил:
    - Значит, ты сегодня берешь весь необходимый реквизит и перевозишь его к себе домой. Завтра я заезжаю за тобой в семь часов вечера, и мы отправляемся в это кафе. До этого времени ты не выходишь на улицу, вообще никому не показываешься на глаза, ясно?
    Я улыбнулся:
    - Ясно. Ну, а теперь мне пора. До встречи!
    Я оделся, попрощался с коллегами и вышел.
    На улице шел дождь. Спрятавшись под курткой, я быстро дошел до машины, нервно оглянулся назад и сел за руль. Дождь струился по стеклу, сбегая неровными тонкими лентами. Пасмурное небо не предвещала ясной погоды как минимум до завтрашнего утра. Не лучшая погода для свиданий, подумал я, и завел мотор.
    Я доехал до своего дома, наскоро переоделся в сухую одежду и включил автоответчик. До меня донесся голос, который я смог бы узнать среди тысячи различных голосов:
    - Дэн, ужин не отменяется. Сегодня в семь.
    Я усмехнулся своему отражению в зеркале. Пока что все шло по плану, и если сильно постараться, все так и пройдет дальше. Что касается моих коллег, я не знал, будут ли они следовать моим инструкциям, но то, что зависит от меня, я постараюсь сделать наилучшим образом.
    В половине седьмого я был уже у дома Юлии. Аккуратно затворив дверцу «Шевроле», я подошел к двери и позвонил. Дверь почти сразу же открылась. Мать Юли – сегодня в лиловом платье и светло-розовой накидкой на плечах – вежливо поздоровалась со мной:
    - Добрый вечер, Денис Павлович.
    - Просто Денис. – Улыбнулся я. – Вы прекрасно выглядите!
    - Спасибо! – засмущалась мать Юли, но исправно пригласила меня в дом. – Проходите. Юля в гостиной, на первом этаже прямо по коридору.
    Я еще раз ободряюще улыбнулся и быстро прошел в гостиную.
    То ли из-за рано наступившего вечера, то ли из-за задернутых штор и потушенных лампочек, но в комнате царил приятный полумрак. Центр комнаты освещался с десяток свечей, расставленных, главным образом, в центре стола и по бокам комнаты. Стол, благодаря такому освещению, выглядел как хорошо отполированный и охраняемый экспонат на выставке. В центре стола находилось, как я предполагал, блюдо с горячим, освещенное косыми лучами света от ближайших свеч, придавая комнате таинственности. По бокам стола, наполовину в полумраке, наполовину на свету, находились многочисленные вазы и вазочки с конфетами, мармеладом и кусочками рафинада.
    - Да у вас тут какая-то таинственность! – с восхищением сказал я, подходя к Юле.
    Юля развернула кресло, и я во второй раз за вечер был приятно шокирован. Сегодня – я был уверен, что это было сделано для меня – на Юле был заметный слой макияжа, как нельзя лучше подходящий к этой обстановке, да и к нашему настроению. Голову венчали бесчисленное множество косичек, соединенных сверху наподобие какого-то ангельского нимба. На ней была атласная темно-бордовая кофточка с какими-то надписями, до которых мне не было дела и брюки, слегка расклешенные снизу. В общем, та Юля, которую встретил несколько месяцев назад и эта Юля, которая сейчас с нескрываемой радостью смотрела на меня, отличались друг от друга, как белое от черного.
    - Ну что ты на меня так смотришь? – весело спросила меня она, после того, как я секунд пятнадцать беззастенчиво смотрел на нее. – Проходи, садись.
    Я, чувствуя себя как сомнамбула, дошел до стола и приземлился на стул со слегка ошарашенным видом. Я бы еще долго сидел так, с широко открытыми глазами от изумления, если бы в комнату не вошла мать Юли. Я тотчас придал себе благоразумный вид.
    - Ну, что, молодежь, расположились уже? – спросила мать Юли, присаживаясь по другую от меня сторону стола. – Денис, вы только что с работы?
    - Да, - ответил я. – Сегодня было не много работы.
    - И кем же вы работаете?
    Я молча посмотрел сначала на Юлю, потом на ее мать и ответил, после некоторых раздумий:
    - Частный детектив.
    - Да? – заинтересовалась сразу же мать Юли. – И у вас всегда так много работы?
    - Хватает. – Односложно ответил я, начиная сердиться от таких близких к действительности вопросов. – Как аппетитно выглядит это блюдо! – я втянул носом запах от центрального блюда. – Просто очаровательно!
    Мать Юли клюнула на этот призыв и тотчас же стала налаживать нам на тарелки горячее. А я, не теряя времени, обратился к Юле:
    - Ты сегодня прекрасно выглядишь.
    Юля, как и мама, зарделась от похвалы и смущенно пробормотала:
    - Я решила, что для такого вечера это будет не лишнее.
    - И оказалась совершенно права, - улыбнулся я, пробуя блюдо. – Твоя мама просто мастерица!
   После двадцатиминутного перерыва в разговоре, в течении которого был слышен только звук вилок и ножей, последовал мой вопрос:
    - Вина?
    Юля подняла на меня глаза, посмотрела на непочатую бутылку красного полусладкого вина и медленно кивнула:
    - Не откажусь.
    Пока я открывал бутылку и разливал по бокалам, Юля спросила меня:
    - Так ты и вправду частный детектив?
    - Да. А что? – настороженно спросил я, искоса поглядев на нее.
    - У меня к тебе есть одно дело, - осторожно продолжала она. – Ты не смог бы…
    - Говори. – Как ни в чем не бывало, подбодрил ее я.
    - У моего двоюродного брата, Александра, случилась одна неприятность…
    - Какая?
    - Он уверен, что за ним следят.
    - Следят…
    - Ну да, он так сказал.
    - Почему он так подумал?
    - На днях к нему приходил один молодой парнишка и расспрашивал его насчет его работы.
    - И чем занимается твой брат? – поинтересовался я.
    - Он работает на радиостанции.
    Так-так, подумал я, что-то здесь не так.
    - И что этому парню надо было?
    - Не знаю, - ответила Юля, сделав глоток вина. – Саша не вдавался в подробности.
    - Ясно. – Ответил я. – И что же хочет Саша?
    - Хочет узнать, зачем за ним следят.
    - А почему он сам не хочет встретиться со мной?
    - Он предложил встречу. – Бесхитростно ответила Юля. – Завтра, улица Приморская, кафе «Ялик».
    Я поперхнулся вином, но быстро глотнул соку.
    - А время? – все еще хрипло спросил я.
    - В восемь часов вечера.
    - Хорошо. – Кивнул я. – Как я его узнаю?
    - Вот его фотография. – Юля протянула мне фотку. – Он – справа от меня.
    Я снова  чуть было не открыл в изумлении рот: на меня смотрел тот же самый парень из ресторана «Белый кит». И этот же парень был на трассе, когда я убил Штопора. Я перевернул фотографию и прочитал на обороте: «Дорогой Юличке от любящего брата». И подпись: А. Еременченко.
    Я еще раз взглянул на юношу, которому едва исполнилось двадцать лет, и посмотрел на Юлю.
    - Ты никогда не говорила, что у тебя есть брат.
    - Так он же не родной! – рассмеялась она. – Да и какое это имеет значение к нашей встрече?
    Я улыбнулся и спросил у нее:
    - У тебя, случайно, не осталось запасного кресла? – я кивнул на ее кресло.
    - Да, где-то было. А зачем тебе оно?
    Я без зазрения совести соврал:
    - Моему отцу.
    - А…а что с ним? – с тревогой спросила Юля.
    - Парализовало ноги. – Грустно ответил я, отворачиваясь.
    Юля достала мою руку и тепло сжала:
    - Мне так жаль. Конечно, я тебе дам.
    Ну и актер же ты, про себя усмехался я, как тебя еще в ФСБ-то взяли?
    - Спасибо. – Скрыв улыбку, повернул голову к Юле я. – Ну, а теперь мне пора.
    - Как пора? – изумилась Юля. – Ведь времени-то еще и девяти-то нет!
    - Папа ждет. Я его домой на днях перевез.
    - А, ну да, конечно, - закивала Юля. – Мы же еще встретимся?
   Я повернулся к ней лицом, думая, что увидеться мы можем при более печальных обстоятельствах, но распространяться на этот счет не стал, а просто пообещал:
    - Конечно, встретимся.
   Я подошел к ней и, не говоря ничего, крепко поцеловал. А затем быстро развернулся и быстро вышел из дома. Забрав у мамы Юли кресло, я быстро дошел до «Шевроле», распрощавшись с семьей Клобуковых, завел машину и выехал на дорогу. Нужно было срочно что-то менять – никто и не предполагал, что в деле появится еще один персонаж, причем самый неожиданный. Я набрал номер Леши и дождался, пока он ответит.
    - Алло? – спросил Леша.
    - Леша, у меня будет к тебе одно дело, - торопливо попросил я. – Проверь, не проходил ли по делу Штопора Александр Еременченко. И побыстрее, пожалуйста.
    - Что-то случилось? – тревожно спросил напарник. – Предупредить Наперсткова?
    - Все нормально, - попытался успокоить скорее себя, чем его я. – Только сделай то, что просил. И пробей его, если сможешь, по нашей картотеке.
    - О` кей! – согласился Леша. – До скорого!
    - Пока! – я повесил трубку.
    Я хотел набрать номер Жени, но тут телефон завибрировал.
    - Да?
    - Дэн, - тихо произнес неузнаваемо-тихий голос Альбины Ивановны. – Дэн, приезжай ко мне, как можно скорее…
    - Альбина Ивановна, что случилось? – спросил я, предчувствуя недоброе.
   - Шантажист звонил…и поклялся убить меня…
   Я с риском для жизни развернул «Шевроле» на встречную полосу, проговорив в трубку:
    - Никому не открывайте! Я буду минут через двадцать! – и отключился.
   «Черт побери! – разрывался я от злости. – Как он мог узнать, что завтра все должно раскрыться? Кто ему сказал? И кто же это?!»
    Все мои догадки и доводы теперь казались более чем смешными, составленный нами план нуждался в плановых доработках. И я снова встал на перепутье – кто мог быть в курсе и его профессиональной деятельности и его личных дел?
    Перед домом Альбины Ивановны я затормозил так, что из под колес во все стороны полетел снег. Я выскочил из машины и взбежал по ступенькам к двери. Как только я позвонил, Альбина Ивановна тотчас спросила:
    - Кто там?
    - Денис Скакин.
    Дверь открылась, и я увидел насмерть перепуганное лицо железной дамы: широко открытые глаза на совершенно белом лице, взирали на меня с таким ужасом, будто она думала, что я и собрался ее убивать.
    - Дэн! – с облегчением откликнулась она. – Наконец-то!
    Я прошел на кухню, нисколько не изменившуюся за прошедшие часы. Взяв на себя обязанность хозяйки, я заварил крепкий чай и поставил греться чайник. Потом, усадив Альбину Ивановну, мягко спросил:
    - В котором часу он позвонил?
    Альбина Ивановна посмотрела на меня, словно оценивая, можно ли мне доверять. Но потом это выражение сменилось гримасой ужаса, и Альбина Ивановна начала свой рассказ:
    - Он позвонил где-то около половины девятого или даже раньше. У меня была шестая пара, и я освободилась только к семи часам. А пока ехала по этим пробкам, как раз добралась до дома около восьми часов.
    - И что он сказал?
    - Голос был тот же самый: грубый и хриплый. Но в нем было что-то не то… Что-то, чего не было в прошлый раз… Какая-та нервозность, что ли…
    Значит, преступник волновался, удовлетворенно заметил я.
    - Он сказал, что… А ты ведь можешь все послушать сам! – встрепенулась она, вспомнив. – Я же все записала на диктофон!
    Альбина Ивановна подошла к телефону и включила звукозаписывающее устройство. Сначала слышалось только прерывистое дыхание, но потом зазвучал голос шантажиста: хриплый, грубый, будто простуженный:
    - Я тебя предупреждал: если ты не достанешь полмиллиона рублей за неделю, твоему сыну будет плохо! Прошло гораздо больше недели. Я был терпелив, слишком терпелив. Ставки повысились: если ты до завтрашнего вечера не найдешь полтора миллиона рублей, то не только худо будет твоему сыну, но и тебе тоже. Помяни мое слово. Деньги принесешь завтра, лично, в кафе «Ялик», к восьми вечера. Мы сами найдем тебя там.
    С этими словами связь прервалась. Некоторое время Альбина Ивановна молчала, глядя на меня широко открытыми глазами, а потом проговорила:
    - Они убьют и меня, и Сережу… У меня нет полтора миллиона рублей.
    - Вам не придется нести деньги, Альбина Ивановна, - неожиданно спокойным голосом сказал я, разливая в чашки горячий, ароматный чай. – Дело в том, что именно завтра и именно в восемь вечера у меня назначена в этом кафе встреча.
    - Встреча? – переспросила Альбина Ивановна, отпивая чай. – С кем?
    - С вашим шантажистом и с моим  неудачником-убийцей в одном лице. – Уверенно сказал я.
    - Ты думаешь, что убийца и шантажист – одно и то же лицо?
    - Я уверен в этом. – Кивнул я, набирая номер Жени и обращаясь к нему: - Жень, ты не можешь приехать вот по этому адресу? – я продиктовал адрес. – Изменились кое-какие детали в нашем деле. – И уже обращаясь к Альбине Ивановне, я сказал: - Вам не о чем беспокоиться: за дело берется профессионал.
    Альбина Ивановна с облегчением вздохнула, награждая меня улыбкой. Я ответил ей тем же, отнюдь не  уверенный в успешности затеваемой нами авантюры.
    Чем черт не шутит, думал я, кто не рискует, тот не пьет шампанского. А я рассчитывал не только на шампанское  и бутерброд с маслом.
    - Что ж, - улыбнулся я. – Я рассчитывал на бесшумную, тихую игру, без всяких авантюр и неожиданностей, а получилась-то игра по-крупному. Посмотрим, на этот раз, кто кого…
    Я сел на свое место, поглядывая на часы, и начиная сомневаться в удачном исходе нашего дела. Правильно говорил Женя, мне и не такое приходилось переносить, но встреча с тремя преступниками в одном лице у меня назначалась впервые.

Глава семнадцатая.

    Утро субботнего дня выдалось таким же пасмурным и дождливым, как и накануне. Только к моросящему, промозглому дождю добавился и ледяной снег. По небу неслись рваные кучево-дождевые облака, изредка пропускавшие сквозь себя реденькие ноябрьские солнечные лучи. Деревья гнулись от безжалостного дождя и снега, с тихим стоном склонялись к земле, как бы прося о помощи, но погода отнюдь не собиралась предлагать свою помощь. Только к вечеру ярость стихии немного поутихла, позволив малочисленным прохожим наспех сделать необходимые покупки в близлежащих магазинах. И только два человека, несмотря на неистовство природы, казалось, кого-то ждали.
    - И долго нам еще здесь торчать? – глядя на часы, пробормотал Женя Наперстков, поднимая воротник, защищаясь от промозглого ветра.
    - Она должна была подойти десять минут назад, - как бы оправдываясь, проговорил я. – Думаешь, уже нужно?..
    - Чем раньше, тем лучше, - серьезно ответил Наперстков, доставая из багажника моего «Шевроле» инвалидное кресло. – Давай.
    Я недовольно покосился на кресло, вздохнул, не найдя лучшего выхода из создавшейся ситуации, и поудобнее уселся в кресле.
    - Ну как?
    - Класс! – искренне ответил Женя, оглядывая меня со всех сторон. – Лучше и не придумаешь. Твоя опухшая челюсть вписывается в картину идеально!
    - Спасибо, - иронично усмехнулся я. – А вот и Альбина Ивановна.
    В конце улице появилась высокая женская фигура, приближавшееся к ожидавшим ее ФСБэшникам. На Альбине Ивановне было широкополое пальто из малинового атласа, шляпа с опущенной вниз тульей и затемненные очки, делавшие ее похожей на важную какую-то птицу, к примеру, павлина.
    - Здравствуй, Женя! – поздоровалась с Наперстковым Альбина Ивановна. – Здравствуй, Дэн!
    - Здравствуйте, Альбина Ивановна! – откликнулся Женя, сердечно улыбаясь.
    - Прекрасно выглядите! – кивнул я пожилой даме, тоже улыбнувшись.
    - Извините, что заставила вас ждать, - смущенно проговорила профессор. – Но я проверяла, нет ли за мной слежки.
   Женя многозначительно поглядел на меня, заметив, что в этом деле Альбина Ивановна далеко не промах. Я удовлетворенно пожал плечами и спросил всех сразу:
    - Может, поедем?
    Женя посмотрел на часы, потом на хмурое небо, и, наконец, сказал:
    - До встречи еще час. Но лучше уж подстраховаться, как вы думаете?
    - Определенно. – В один голос сказали я и Альбина Ивановна.
    - Тогда поехали.
    Женя поместил меня на расширенное заднее сидение своей «Тойоты», открыл дверцу перед Альбиной Ивановной и только потом сел за руль сам.
    До кафе «Ялик» мы добрались минут за сорок, половину пути проторчав в пробках. Припарковав «Тойоту» за квартал от кафе, Женя вытащил меня из машины и подождал, пока выйдет Альбина Ивановна.
    - Вы запомнили, что придете пешком с той стороны минут через двадцать после нашего ухода? – проинструктировал Женя Альбину Ивановну. – И не забудьте про чемодан.
    - Понятно, - с готовностью кивнула ректор, но вдруг с небывалой теплотой добавила, обращаясь к нам: - Берегите себя.
    Женя расплылся в сердечной улыбке, похлопав по груди и ребрам:
    - Альбина Ивановна, мы достаточно защищены для того, чтобы задержать одного безоружного преступника.
    - Ну, во-первых, - сердито поправила Женю ректор – Горошников не преступник, а уголовник, а это, как вы сами говорили, большая разница. И во-вторых, вы же прекрасно понимаете, что он мог подпольно раздобыть оружие и боеприпасы.
    - Ну, хорошо, хорошо, – поднял руки Женя. – Убедили. Но нам пора идти. До встречи. И запомните, Альбина Ивановна, в кафе мы первый раз видим друг друга, хорошо?
   - Я поняла.
    Женя взялся за ручки кресла и покатил меня к кабачку. А женщина в малиновом пальто пошла в противоположном направлении.
    - Жень, - окликнул его я. – Я предчувствую, что что-то пойдет не так.
    Я услышал тихий вздох, а потом и голос Наперсткова:
    - У меня тоже какое-то предчувствие. Но отступать поздно. – Резко ответил он.
    - Ты прав. – Согласился я. – Отступать некуда.
    Мы стояли перед небольшим кафе с выцветшей вывеской на ярко-голубом фоне «Ялик». Сквозь темные окна был виден лишь тусклый свет внутри кабачка. Оттуда доносился приглушенный пьяный гомон.
   - Ну, поехали, - набрав полную грудь воздуха, сказал я.
    Женя, не ответив, толкнул дверь и вкатил меня в полутемное помещение.
    Все голоса тотчас же стихли, как только дверь за нами закрылась. В комнате стоял дым от прокуренных сигарет и запах давно не мытого тела. Ясное дело – здесь собирались рыбаки, неделями не бывающие дома, местные мелкие карманники, живущие только благодаря своему основному заработку и бывшие уголовники, недавно освободившиеся с зоны.
    Обстановка кабачка была довольно скудная, впрочем уголовникам, привыкшим к более скромным апартаментам, хватало и этого. Стойка бала, местами облезшая от краски и кое-где поцарапанная, наверняка купленная подешевле не без помощи постоянных клиентов, выдерживала на себе вес трех широкоплечих мужей. Возле стойки в беспорядке были расставлены видавшие виды стулья, чудом удерживавшие вес таких посетителей. По другую сторону стойки были в ряд расставлены два бильярдных стола и несколько колченогих столиков с убогим убранством. Полутемное освещение  создавалось благодаря наступившей за окном ночной мглы и слабой работы настольных светильников и одной-единственной на все кафе люстрой, висевшей под потолком.
    Тишина продолжалась секунд десять. После чего обычная суете и ругань возобновились. Наперстков пододвинул меня к свободному столику и ушел за выпивкой. Сосед, сидевший за соседним столиком, с интересом покосился на меня:
    - Ты новичок? Что-то я тебя раньше здесь не видел, - хитро поглядывая на меня, сказал собеседник. – Залетел на работе, да?
    Я волком посмотрел на него, увеличив сходство с обозлившимся на весь свет неудачником. Сосед тотчас пошел на попятную:
    - Все, все! Так бы и сказал, что расспросы не по душе! Или ты, вдобавок ко всему, немой?
    - Это ты у меня будешь сейчас немым, если не замолчишь! – шепотом, неотличимым от ледяного голоса, ответил я.
    - Что тут у вас происходит? – спросил Женя, подошедший с двумя стаканами пива в руках.
    Сосед быстро ретировался, оценив рост и ширину плеч Жени. Женя, проводя его взглядом, усмехнулся:
    - Ты что его?
    - Я, - угрюмо бросил я – не выдержал его расспросов.
    - Ясно. – Сказал Женя, садясь рядом со мной и поглядывая на часы. – Без двух минут восемь.
    И, словно в ответ на его слова, дверь распахнулась, впустив запах мокрого асфальта и морозной сырости. В кабачке воцарилась мертвая тишина. В дверях стоял невысокий, крепко сложенный мужчина в черной потрепанной куртке из кожзаменителя и таких же черных брюк и ботинок.
    Серые холодные глаза обшаривали зал, останавливаясь на каждом лице не дольше секунды. Я, сидевший спиной к вошедшему, остался незамеченным. Горошников медленно прошествовал мимо нас к стойке бара, сверкая глазами и отталкивая ногой стоявшие поблизости стулья. Усевшись на крайний с конца стул, Горошников крикнул бармену:
    - Эй, ты! Двойное виски!
    Бармен опасливо посмотрел на уголовника и раболепно пробормотал, пододвигая рюмку:
    - Прошу вас, Петр Николаевич. Как вы и просили.
    - Сгинь, - презрительно бросил Горошников, одним глотком выпивая двойное виски. – Повтори!
    Я молча наблюдал за уголовником, обворовавшем не одного миллионера, но посаженного только за одну кражу. У Горошникова были влиятельные дружки, достаточно денег и свои работники в правоохранительных органах. Неудивительно, что даже ФСБ накопало материала только на одно уголовно дело.
    Горошников подряд выпил три таких порции, после чего стал оглядывать, куда с большим вниманием, чем вначале присутствовавших здесь людей. С некоторыми он здоровался, одним лишь только кивал, а на других просто не обращал внимания. Но когда его колючий взгляд вора наткнулся на меня, его лицо изменилось.
    Мысль о том, что ФСБ вышла на его след, исказила его лицо, хотя и едва заметно. Глаза впились в меня, как змея в кролика, пальцы угрожающе сгибались и разгибались. Но в остальном Горох ничем не выдал себя, что наконец-то попал в засаду.
    Горошников оттолкнул пустую рюмку, бросил на стол сотню, встал со стула и направился ко мне. Я со спокойным выражением лица смотрел, как он расталкивает посетителей, пробираясь ко мне.
    - Ну, здравствуй, гражданин начальник, - нагло усмехнулся Горох, садясь напротив меня, а потом, обращаясь к насторожившемуся Женя: - Иди погуляй, парень.
    - Он останется здесь. – Холодно сказал я.
    - Это почему еще? – сощурив глаза, спросил уголовник.
    - А вот почему. – Я выехал из-за столика.
    Горошников несколько секунд смотрел на коляску, словно убеждаясь, что она настоящая. Потом перевел взгляд на меня.
    - И давно ты так? – недоверчиво спросил он.
    - Две недели. – Все тем же ледяным тоном сказал я. – Спасибо твоим «коллегам»…
    - Коллегам? – переспросил Горошников, стрельнув глазами в Женю. – Каким коллегам?
    Я изобразил вежливую насмешку:
    - Так ты даже не помнишь, кого подсылал?
    Если бы Горошников и хотел скрыть от меня правду, то он в этом сильно преуспел. Но в этом я сомневался. Стало ясно, что ему не зачем было заказывать меня. Тогда – кому?
    - Зачем мне было убивать тебя? – Горошников закурил.
    - По тому же поводу, что и убил Андрея Безволова. – Спокойно продолжил я. – Скажешь, не убивал?
    - Зачем мне было убивать чертового офицеришка?! – разъярился Горошников. – Я был вообще не заинтересован в его смерти и тем более в твоей! Что, хочешь еще две «мокрухи» мне пришить, помимо побега? На всю оставшуюся жизнь посадить? Не получится, гражданин начальник, - улыбнувшись, сказал Горох, выпуская изо рта колечки дыма. – У тебя доказательств нет.
    - Ошибаешься, Горох, - под стать улыбаясь ему, ответил я. – Доказательств у правоохранительных органов предостаточно. Начнем с того, что Андрей не успел отдать долг твоему брату, и они повздорили…
    - И что с того? Я-то тут причем? – к Гороху возвратилась обычная самоуверенность.
    - А ты решил отомстить ему за брата, - парировал я, все также улыбаясь.
    Лицо Горошникова стало жестоким. Мои слова были ему не по нутру. Я еле удержался, чтобы не ухмыльнуться. Женя сидел, как каменный.
    - Ладно, гражданин начальник, что вашим от меня нужно? – он сделал ударение на слове «вашим».
    Я изобразил грусть на лице и севшим голосом проговорил:
    - Неужели ты думаешь, что после этого, - я кивнул на коляску – я все еще работаю?
    - А-а, - в голосе уголовника послышалось облегчение. – Ну так что же?
    - Ты знал Андрея Москалова?
    - Ну, знал, а что?
    - А то, что его убили.
    - Убили?! – взревел Горох, вскакивая. – Кто?!
    - Не беспокойся, их уже нет в живых, - успокоил его я, покосившись на часы. Двадцать минут девятого. Запаздывает шантажист и работник радиостанции. – Я их пришил.
    Горох изумленно посмотрел на меня, не ожидая такого ответа. Затем, справившись с изумлением, сказал:
    - Что ты хочешь от меня?
    - Мне нужно узнать, кто сделал меня таким, - тихо проговорил я. – А я обеспечу тебе алиби на «мокрухи».
    Лицо уголовника растянулось в довольной улыбке:
    - Согласен. – И, обращаясь к Жене: - Ты будешь свидетелем. Но, если что не так, мои ребята начеку, ясно, гражданин начальник?
    - Заметано. – Мы пожали друг другу руки. – Ну, мне пора.
    Женя понял мой намек, выкатил кресло из-за столика и пошел расплачиваться за пиво. А я, задыхаясь от дыма, выехал из кабачка на свежий воздух.
    И тут сразу же произошло несколько вещей: в нос мне ударил сильный запах эфира, послышался чья-то ругань, кто-то крикнул: «Глуши его!», звук рассекаемого чем-то тяжелым воздуха, а затем я почувствовал сокрушительный удар по голове.
    Я услышал, как хлопнула дверь, как раздался крик Жени: «Стоять!» и предупредительный выстрел в воздух, как затарахтел мотор грузовичка. В следующий миг меня безжалостно закинули в машину, на жестяной пол, послышался отдаленные звуки перестрелки, дикий вопль наемника и нецензурная брань Жени.
    Я не знал, на чьей стороне перевес, сколько у Жени противников и куда меня везут. Сбоку от меня послышалось чье-то шуршание, чей-то знакомый голос прошептал: «Кто тут?», а затем я медленно, но верно стал падать в зияющую бездну, называемую беспамятством.
    «Вот и мой конец, - обреченно думал я. – Пока я точил лясы с Горохом, мои друзья-наемнички разнюхали и про наш план, и про деньги, и про наш маскарад». Оставалось только ждать.

По-моему, продолжение еще более интригующее! Но... Поживем - увидим!

Глава восемнадцатая.

    Я пришел в себя от оглушительного шума: работы какого-то мощного двигателя. Не сразу сообразив, почему я нахожусь в таком странном месте, я услышал знакомый голос:
    - Денис, ты меня слышишь?
    Я так резко повернул голову на голос Альбины Ивановны, что чуть не свернул себе шею. Но ничего не увидел – слишком маленьким оказался радиус поворота моей головы. Поэтому я прокричал, перекрывая рев двигателя:
     - Альбина Ивановна, это вы?
    Секунд пять я не слышал ничего, кроме оглушительной работы двигателя. Но стоило мне открыть рот, чтобы снова задать тот же вопрос, Альбина Ивановна сказала:
    - Похоже, что нас похитили…
    - Что? – не понял я. – Что вы сказали?
    - Я сказала, - прокричала Альбина Ивановна – что нас похитили.
    Я итак догадывался, что простым запугиванием здесь не пахнет. Я попробовал освободить хотя бы руки. Ничего не получилось.
    Замечательно, подумал я, теперь только не хватает пистолета у переносицы.
    - Дэн?! – прокричала Альбина Ивановна. – Ты знаешь, где мы находимся?
    Я, конечно, понял, но так был бы рад ошибиться!
    - В самолете, - сморщившись от боли, пробормотал я.
    - Я тоже так думаю. – Сухо подвела итог профессор. – Ты как, в порядке?
    Я хотел было ответить утвердительно, но вместо этого издал стон:
    - Не-е-ет…
    - Они били тебя, да? – с яростью в голосе, спросила ректор.
    - Пустяки… - Отмахнулся я, чувствуя, что от напряжения потек по лбу крупный пот. – Правда…
    Двигатель сбавил обороты. Я с облегчением глубоко вздохнул. Черт бы их побрал, эти электрокардиостимуляторы! Похитители прекрасно знали, что электрокардиостимулятор дает сбои при работе аэродромных датчиков. И как раз такой находился в этом самолете.
    Дверь в помещение, в котором мы находились, открылась, впустив веселый гогот из соседней комнаты. На пороге стоял невысокий сухощавый парень, возрастом едва ли достигший 20-летнего возраста. Он был одет во все черное: черная кожаная куртка, черные брюки с надписями вдоль карманов и черные ботинки, вычищенные до зеркального блеска. Парень нагло ухмыльнулся, увидев, что похищенные пришли в себя, вытащил правую ладонь из кармана брюк, на которой была намотана серебряная цепь, и вразвалочку двинулся ко мне.
    - Я вижу, ты очнулся, – ухмыльнулся Александр Еременченко, садясь напротив меня. -  А-то я думал, что ты так и до конца поездки не ощутив всех прелестей поездки…
    С этими словами Еременченко достал из кармана куртки рацию и сообщил, по-видимому, пилотам:
    - Добавьте-ка оборотов.
    Мотор взревел с новой силой, заставив меня всего собраться от предчувствия неописуемых мучений.
    Еременченко с наглой усмешкой наблюдал за мной, а потом, увидев, что я вот-вот могу потерять сознание, приказал по рации:
    - Сбавьте обороты. – И, обращаясь ко мне: - Как видишь, твоя жизнь сейчас находится в моих руках. От тебя требуется всего ничего: заплати три миллиона рублей, обеспечь мне безопасность от ваших спецслужб, и можешь жить свободно.
    - Зачем тебе столько денег? – хрипло повторил я, всеми силами пытаясь не выдать невыносимой боли в сердце. – Что, на шантаже разве мало зарабатывал?
    Лицо похитителя исказилось от злобы. Кое-как справившись с подступившей ледяной ненависти, Еременченко срывающимся голосом сказал:
    - А это не твое собачье дело, «взяточник».
    - Так ты еще и «прослушку» поставил в наш кабинет! – высказал предположение я. – Кого ты подкупил? Женю – невозможно. Он тебя по стенке размажет. Лешу? Может быть. Парень не очень много зарабатывает, его можно и соблазнить кругленькой суммой. Я прав?
    - Нет. – Ядовито улыбнувшись, проговорил Еременченко. – Ты далеко не прав.
    «Сколько еще времени я смогу продержаться? – в отчаянии подумал я, чувствуя, что поддерживать разговор становится уже не под силу. – Сколько нужно времени Жене, чтобы разыскать нас?..»
    - Хватит претворяться, Еременченко! – вспылил я, и, как оказалось, напрасно.
    Александр достал рацию, и в который раз произнес роковую фразу:
    - Прибавь обороты.
    Двигатель с удвоенной энергией начал работу. Я почувствовал, что теряю сознание. Внешний мир начал ускользать, утекать, как вода, сквозь пальцы. На задворках сознания я услышал отчаянный крик Альбины Ивановны:
    - Эй, ты, изверг! Выключи эту чертову штуковину! Иначе на тебя повешают убийство с особыми мучениями и издевательством над потерпевшим! Никто тебя уже не отмажет! Ты залетишь по полной катушке! Пожизненное светит!
    Я издал дикий вопль:
    - Что тебе, сволочь, нужно?! Я согласен на все! Только выключи!
    Еременченко с садистским удовольствие посмотрел на меня, взял рацию и пробормотал своим соучастникам:
    - Вруби на минимальные обороты и без моего приказа ничего не меняй.
    - Ясно. – Ответил знакомый голос из рации.
    - Ну, что, шелковый у нас что ли стал? – издевательски спросил Еременченко. – Согласен уже и на три миллиона?
    Я перевел дух и как можно обреченным тоном ответил:
    - Согласен, но с одним условием.
    Брови похитителя поползли вверх.
    - Ты не в том положении, чтобы ставить условия.
    - А если у меня есть кое-что интереснее? – наивно поинтересовался я.
    - Это что же? – настороженно спросил он.
    - Так ты мне гарантируешь свободу?
    - ХА! – рассмеялся мне в лицо Еременченко, заставив меня усомниться в затеянной авантюре.
    Но я гнул свое:
    - Так да или нет?
    Он посмотрел на меня как на глупца, хмыкнул, но пообещал:
    - Ну, хорошо, обещаю. А ты что знаешь?
    Я выдохнул и начал рассказ:
    - Мне известно, что это ты заказал убийство Москалова.
    Еременченко побледнел. Я ухмыльнулся, хотя положение было не из смешных. Еременченко глухим голосом потребовал:
    - Выкладывай.
    Я играл с огнем, но снова ухмыльнулся:
    - Пожалуйста. Начнем с самого начала – с твоей юности. Выросший в простой рабочей семье, ты изначально хотел горы золота, кучу поклонников и влиятельных друзей. Что ты мог сделать, если мама постоянно требовала твоей помощи? Что ты мог предпринять, если во дворе тебя постоянно унижали и нередко били? Какого черта ты мог добиться, если в кармане почти всегда не было личных денег? Так и продолжалось до твоего семнадцатилетия.
    Ты решил поступать в институт Геологии и уехал сюда, в Сочи, оставив родителей в сибирской глуши. Я знаю, что ты не местный. Простой сельский паренек, едва-едва освоившийся в большом и шумном городе… Ты с успехом поступил в институт, выучился весьма прилежно на красный диплом и стал работать на местной радиостанции. Но это было лишь прикрытием. В глубине души ты был тираном, властителем, не способным прощать и щадить. Ты был воплощением власти, влияния и силы, да и вообще всего того, чего не воспитали в тебе родители. Родители к тому времени ушли из мира сего. Ты, как благочестивый сын и заботливый юноша, приехал на их похороны и потратил довольно-таки большой капитал, необычный для простого ди-джея радиостанции. Спрашивается, откуда у тебя взялись такие большие деньги? Неужто личные сбережения? Все в это поверили, но я – нет.
    Я остановился, переводя дух. Мотор мерно урчал у меня за спиной. Пока я рассказываю, он не станет мучить меня, это я точно знал. Пошевелив связанными руками и так ничего и не добившись, я продолжил:
    - У меня было много таких случаев в практике, чтобы поверить в такую чушь. И ты пока не убедил меня поверить в обратное.
    Но я отступил от темы. Ты похоронил родителей, вернулся в Сочи, и тут произошло из рук вон выходящее событие: Сергей Марков-Моллоу едет в Германию за новеньким «Ягуаром». Он опять обошел тебя. И ты ему это не простил. Ты начал шантажировать его мать, твоего бывшего ректора Альбину Ивановну. Простая зависть приводит к убийству еще одного конкурента – Андрея Москалова. Он, как и Сергей, были твоими вывшими одноклассниками. Ясное дело машина – вполне реальный предмет для зависти, но чем тебе помешал Москалов? У тебя был свой бизнес, у него – свой. Зачем ты его убил?
    - Он мне мешал. Он знал, что я шантажировал Альбину Ивановну. И я решил ему прикрыть его трепливый рот. – Садистски ответил Еременченко.
    - Но он же ничего не сделал! – поразился я его жестокости. – Или тут была другая причина? А-а, - догадался я. – Ты его заставил убить меня, а когда он не сделал этого, ты «натравил» на него своих ребят. Ведь так?
    Еременченко поднялся и невесело усмехнулся:
    - А ты не такой глупец, каким хочешь казаться. Да, это действительно так. Я поддерживал с Андреем отношения. И это было мне на руку: он не раз выпутывал меня из крайне сложных ситуациях. Но тут немного сплоховал: мало того, что он не убил тебя, так ты еще после амнезии вспомнил практически все. Я понял, что нужно действовать быстро. Но кто знал, что он успел накатать «маляву» в ФСБ?! Я думал, что этот амбал – Женя прочитал ее, но нет, он, если и прочитал, не сможет больше никому не расскажет.
    Злость закипела у меня в жилах. Что, неужели Женю могли убить его ребята? Сглотнув комок в горле, я холодно сказал:
    - Тебе не удастся убить Женю Наперсткова! Даже твоим архаровцам не под силу справиться с майором ФСБ!
    - Посмотрим, - снова усмехнулся Еременченко. Мне так захотелось врезать ему в нагло ухмыляющееся лицо, но мешали надежно связанные руки.
    Я попробовал договориться:
    - Так может ты отпустишь меня?
     Александр Еременченко встал и подошел к двери. Я чуть ли не в отчаянии крикнул:
    - Подожди! Ты же согласился!
    - Хм,  - повернулся ко мне лицом похититель. – Извини, но сейчас это невозможно. Видишь ли, мы сейчас в воздухе.
    Он повернулся и взялся за ручку дверцы. Я открыл рот, чтобы послать его ко всем чертям, но меня перебила Альбина Ивановна:
    - Ах, ты, поддонок! Разве такой ты был, когда учился у меня?! Могла ли  я предположить, что выпущу самого настоящего уголовника, по которому плачет тюрьма?!
    Эти слова произвели на Александра Еременченко ошеломляющее действие. Он медленно развернулся, поглядел на горящее ненавистью лицо профессора и медленно направился к ней. Подойдя к ней на расстояние вытянутой руку, Еременченко убийственно холодным  тоном пробормотал:
    - Замолчи, старая крыса! Мало тебе, что ли, было пяти лет, для чтения мне нотаций! Думаешь, я только ради зависти к твоему никчемному сыну стал шантажировать тебя? Я хотел отомстить тебе. Показать, насколько я ненавижу тебя, запугать тебя до смерти, а не выманить эти 500 тысяч! Да я в любой момент могу получить их! Ты не знаешь, какие у меня связи! Да я пользуюсь уважением у Гороха и Штопора!
    - Пользовался, - поправил его я. – Несколько дней назад я убил Штопора.
    С искаженным от ярости лицом, Еременченко бросил мне в лицо слова, желая унизить меня:
    - Убил?! Так, калека?! Ведь ты же ненавидишь, когда тебя так называют? Я прав?
    Я промолчал, хотя внутри все кипело. Я видел, как изменилось лицо Альбины Ивановны, и как она ледяным тоном произнесла:
    - Ублюдок, не смей называть так Дэна!
    - Ах, не смей, да?! – прокричал похититель, доставая рацию. – Сейчас мы посмотрим, удастся ли ему с этим справиться! – и обратился к помощникам: - Ребята, жми на всю катушку!
    Двигатель снова взревел, на этот раз на всей мощности. Я понял, что это мой конец, но сдаваться не собирался и проорал:
    - Ты ничего не добьешься этим! Пусть я и умру, но ФСБ уже достаточно накопала на тебя улик, чтобы засадить на всю оставшуюся жизнь! Они уже все знают, и ни твои связи, ни твои дружки, никто вообще не поможет тебе больше!
    - Ты так думаешь?! – завопил Еременченко с белым, как мел, лицом. – Это мы еще посмотрим!
    Он подошел ко мне, достал из кармана пистолет и наставил на меня. Я похолодел. Кардиостимулятор уже начал давать сбои, мне становилось трудно дышать.   
    - Сволочь! – выкрикнула ему Альбина Ивановна. – Гнусная сволочь!
    Внезапно он развернулся к Альбине Ивановне и нажал на курок со словами:
    - Это тебе за те пять лет каторги, старая карга!
    Раздался выстрел. Альбина Ивановна странно дернулась, но не так, как Москалов или Штопор, и медленно сползла вниз по стене.
    Я вылил на него такой поток ругани, брани и мата, какой только знал.
    Еременченко изумленно посмотрел на меня, не опустив пистолета, сказал:
    - Ты случайно, не сидел раньше? У тебя такой жаргон! Я даже такого не знал!
    - Хватит ерунду молоть! – рявкнул я, выйдя из себя. – Ты же убил ее!
    - Ну и что? – равнодушным тоном спросил похититель. – Не большая потеря.
   Я рванулся на него с такой силой, что Еременченко в испуге отпрянул.
    - Слушай, ты, мелкая, трусливая падаль! Если ты считаешь, что чего-то добился в этой жизни, то ты сильно заблуждаешься! Все, что ты нажил – это результат твоего раболепства и подхалимства перед более сильными людьми! А сам ты – ничтожество, и ничтожеством останешься до самой своей смерти!
    Еременченко развернулся ко мне лицом и направил дуло пистолета прямо в сердце.
    - Ты мне испоганил всю жизнь, легавый!
    Он нажал на курок.
    Я увидел вспышку выстрела, отдаленно услышал его звук, прежде чем пуля настигла меня.
    «Да благослови бог бронежилет!» – подумал я, думая, что опять придется раскошелиться на операцию и новый электрокардиостимулятор.
    А в следующий миг послышался отчаянный вопль помощника:
    - Шеф, топливо кончается!

Глава девятнадцатая.

    Еременченко испуганно оглянулся на дверь, кинул взгляд за борт самолета и выбежал из помещения.
    Я лежал, экономя силы для новых происшествий и пытаясь освободить руки от стягивающих запястья веревок. Тщетно. Ничего не получалось. Если дело и так пойдет дальше, мне недолго остается жить на этом белом свете.
    Слева от меня кто-то пошевелился. Я подумал, что это мышь или крыса, но тут услышал стон:
    - Дэн, ты жив? Этот изверг ничего не сделал с тобой?
    - Альбина Ивановна?! – хрипло воскликнул я. – Так вы живы?!
    - А ты сомневался? – усмехнулась Альбина Ивановна, но тотчас закашлялась. – Я надела бронежилет по просьбе Жени. Что случилось?
    - Мы. Похоже, падаем, - невесело ответил я, все еще пытаясь высвободиться из пут. – Вы тоже связаны?
    - Да. Но я могу развязать тебя, если ты подползешь ко мне.
    Если смогу, подумал я, но ответил:
    - Я попробую.
     Я заерзал ногами, пытаясь найти опору, чтобы оттолкнуться. В конце концов, мне это удалось. Я уперся одной ногой в какой-то ящик, другой сделал упор в пол, и чуть-чуть пододвинулся к Альбине Ивановне. Я несколько раз проделал это упражнение и вплотную придвинулся к профессору.
    - Хорошо, - Альбина Ивановна попыталась зубами развязать узлы на запястьях. – Сейчас, сейчас…
    Я молил бога, чтобы у нее получилось. За дверью слышался разгоряченный спор, но подробностей я разобрать не мог.
    «История с Москаловым заставило Еременченко понервничать, - размышлял я. – И странно то, что он не оправдывался, а ухмылялся. Кто-то за этим стоит. Кто-то коварный, расчетливый и хитрый. Кто-то, кто заставил взять всю вину на себя…»
    - Есть! – тихо сказала Альбина Ивановна. – Ты свободен!
    - Спасибо! – поблагодарил ее я, развязывая ей руки. – Теперь слушайте: вы сидите тут, не двигаетесь и не участвуете в затеянной мною авантюре. Не возражайте, - сказал я, увидев, что профессор хочет возразить. – Я в порядке.
    Я протянул руку к кобуре под курткой, но ее там не оказалось.
    - Вот черт! – выругался я. – Они забрали мой пистолет.
    - Не волнуйся, - успокоила меня Альбина Ивановна, протягивая мне пистолет Макарова. – У меня есть свой.
    - Этот вам тоже дал Женя? – поинтересовался я, беря пистолет.
    - Да.
    Я переложил пистолет в правую руку, дотронулся до следа пули, где мучительно пульсировала боль, и подошел к двери.
    Я рванул дверь на себя, перекувырнулся через голову и спрятался за грудой ящиков. Я оказался в пустом коридоре, ведущего, по-видимому, в кабину пилота. Я прокрался к следующей двери, прислушиваясь к шуму в кабине и держа наготове пистолет. Встав во весть рост и прижавшись спиной к стене, я ждал. Ничего не было слышно, кроме прерывающегося рокота мотора. Я сжал пистолет, что пальцы побелели, и открыл дверь.
    Их было трое. И на всех были парашюты. Я без предупреждения выстрелил в ближайшего ко мне парня, который был выше других сантиметров на семь. Парень вскрикнул, хватаясь за товарищей, рухнул на пол.
    Если бы я не заскочил в тот момент за какое-то оборудование, то сейчас бы не стоял на этом месте. Четыре пули, по две из каждого пистолета, прорезали воздух надо мной и впились как раз туда, где была моя грудь.
    «За что я так ругал физическую подготовку в училище?» - не вовремя подумал я, выскакивая из-за ящиков и всаживая в голову одному из помощников Еременченко пулю. Он тотчас же повалился на пол.
    Третий наемник испуганно взглянул на меня, резко рванул на себя ручку кабины и в следующий миг спрыгнул с десятикилометровой высоты. Я подошел к открытой двери и поглядел вниз.
    Далеко-далеко от самолета была крошечная точка, со скоростью света несшееся к земле. Спустя несколько секунд точка, которая была бы должна стать парашютистом, скрылась из виду.
    - Надеюсь, тебе в другой жизни повезет больше, чем сейчас. – Сказал я и повернулся.
    - Это точно. – холодно подтвердил Еременченко, направив на меня дуло пистолета. – Ты, похоже, был в бронежилете.
    - Да. – Мой голос не уступал его в холодности. – Ты прав.
    - Бросай пистолет. – Он поднял свой на уровень моей головы. – Живо.
    Я подтолкнул к нему ногой пистолет и поднял руки.
    - Какой покладистый ты стал! – восхитился Еременченко. – Если бы не твое любопытство, ты мог бы еще пожить. Но…
    В этот миг на его голову обрушилась железный обрезок трубы. Еременченко странно охнул, упал на колени, что-то попытался сказать, но получил еще один хороший удар по голове. Повалившись на пол, Еременченко инстинктивно потянулся за пистолетом, но я отбросил его подальше.
    - Большое спасибо вам, Альбина Ивановна, - сердечно поблагодарил я пожилую даму, все еще сжимавшую трубу. – Я уж не знал, что и делать!
    Мотор издал булькающие звуки, последний раз взревел и затих. Я и Альбина Ивановна одновременно повернули головы на датчик топлива, и обоим бросился в глаза одно – стрелка топлива критически приблизилась к нулю.
    Я рванулся к маленькому помещению, где обычно хранятся парашюты. Я лихорадочно раскидывал ненужные вещи, ища парашют, но ничего не находил. Я обреченно вернулся к Альбине Ивановне:
    - Парашюта нет.
    - Но вот же! – Альбина Ивановна сняла с плеч Еременченко парашют. – Одевай и прыгай!
    Я покачал головой:
    - Нет. Прыгайте вы!
    Альбина Ивановна молча посмотрела мне в глаза, и, зная, что меня не переубедить, надела парашют:
    - Дэн.
    - Прыгайте! – потребовал я.
    - Дэн. – очень тихо сказала Альбина Ивановна. – Я не должна была предлагать тебе расследовать это дело… Если бы я знала, чем это кончится…
    - Прыгайте! – крикнул я. – Прыгайте сейчас же!
    Альбина Ивановна подошла к открытой двери и посмотрела вниз. Самолет резко падал вниз. Альбина Ивановна в последний раз посмотрела на меня, кинулась мне на грудь и прошептала:
    - Прости меня, Дэн! Я, правда, не хотела!
    Я отстранил ее от себя, грустно улыбнулся ей и сказал:
    - Не вините себя. Вы же сами говорили – я всегда добивался всего сам. И на этот раз я добился своей смерти… Прыгайте!
    Альбина Ивановна, утирая ладонью лицо, блестевшее от слез, подошла к выходу, и, не оглядываясь, выпрыгнула.
    Я стоял на том же самом месте, что и несколько минут назад, и наблюдал, как уже другая точка, удаляется от самолета. Через пару секунд точка скрылась за белой пеленой – раскрывшимся парашютом. Слабо улыбнувшись при мысли, что хоть Альбина Ивановна выживет, я подошел к креслу пилота и сел.
    «Зачем что-то предпринимать? – обреченно думал я. – Зачем пытаться катапультироваться, зачем вызывать на помощь аварийный самолет? Зачем?»
    Самолет  вошел почти в отвесное пике, на огромной скорости прорезал воздух и с диким воем начал падать.
    Я молча сидел, наблюдая, как приближается земля, как становятся различимыми очертания близлежащего города. Было поздно что-то предпринимать, да я и не пытался.
    «27 лет – слишком мало для полноценной нормальной жизни. Кто знает, может Альбина Ивановна расскажет нашим ребятам, как я погиб».
    Ослепительна синева неба, холодный морозный ноябрьский воздух, все эту было для меня уже недосягаемо, словно из другого мира. Казалось нереальным, что несколько дней назад я сидел на подоконнике, вдыхая свежий после дождя воздух.
    Несколько милицейских машин, приметный фургончик «Скорой» и пара дорогостоящих иномарок стояла на шоссе, наблюдая, как маленький «кукурузник» со страшной силой врезался в землю и…не взорвался. Сорвавшись с места, машины на предельной скорости помчались к месту крушения, боясь опоздать.

Глава двадцатая.

    Странные ощущения иногда появляются во сне! Вроде бы спишь, а только чувствуешь, что на тебя кто-то смотрит. Просыпаешься – никого.
    Неясная, размытая фигура в балахоне шла со мной в ногу. Я не знал, зачем она идет со мной, и куда мы движемся, но в одном был уверен на все сто процентов – мы шли уж точно не туда, где сейчас находились и Андрей, и Москалов, и Штопор, и те друзья-наемнички. Фигура молча сопровождала меня, не обращая внимания на то, что туда, куда мы шли, было намного светлее и теплее, чем здесь.
    - Куда мы идем? – спросил я, глядя на свою спутницу.
    - Туда, где твое место. – Просто ответила она, откидывая капюшон.
    Она была намного красивее той, которую я видел всего день назад. Высокая, стройная, одетая, почему-то, в монашескую одежду, Юля была воплощением божественной красоты.
    - Это ты? – ошеломленно спросил я.
    - Да, это я. Ты только сейчас меня и узнал. А я являлась к тебе во снах с начала сентября, - с осуждением закончила она. – Ты так и не понял.
    Мы дошли до границы освещаемого участка. Там, по ту сторону света, была моя жизнь со всеми прелестями и разочарованиями, со всеми несправедливостями и подарками судьбы.
    - Мне туда. – Сказал я, показывая на светлую сторону. – Ты со мной?
    - Нет. – Покачала головой Юля и накинула капюшон. – Та твоя жизнь, здесь – моя, - она указала на свою рясу. Пока.
    - Пока. – Попрощался я и шагнул за грань света.
    Я открыл глаза и тотчас зажмурился. Ослепительный солнечный свет бил мне в глаза. Протерев глаза ладонью, я огляделся.
    Те же самые стены, те же самые приборы, та же люстра под потолком, тот же кондиционер.
    Замечательно, подумал я, я опять в клинике Сергея, я – живой.
    В памяти вспыхнули все события прошедшего дня: сцена в кабачке, похищение,  разоблачение Еременченко, и падение самолета.
    Как я мог выжить?
    Дверь открылась и в палату заглянула медсестра. Всплеснув руками при виде меня, пришедшего в сознание, медсестра прокричала в коридор:
    - Сергей Дмитриевич, этот молодой человек пришел в себя!
    Мне пришлось натянуть на себя одеяло, так как ветер, поднявшийся из-за прибежавшего с другого конца коридора Сергея, легко сдул бы его на пол.
    - Дэн, чертяга! – с радостью воскликнул Сергей, садясь возле меня. – Господи, ты же установил новый рекорд Гиннеса! Третий раз выжить в ситуации, в которых никому не удавалось выжить!
    - Сереж, перестань, - улыбнулся я. – Я просто хочу жить, как и все.
    Сергей усмехнулся, пожав мне руку.
    - Когда я увидел, как самолет упал с такой высоты, я подумал, что только настоящий везунчик смог бы выжить. И им оказался ты. К твоему сведению, парень, лежавший в кабине с проломленной головой, умер.
    - От удара? – осведомился я.
    - Нет. От удара падения самолета.
    Я облегченно вздохнул. Слава богу, Альбина Ивановна будет жить с чистой совестью.
    - А где Альбина Ивановна?
    - Мама? Она уже дома.
    - Дома? – удивился я.
    - У нее незначительные гематомы от прыжка с парашютом и небольшой ушиб ребер от пистолетной пули. А в основном, она жива и здорова. Недавно рвалась навестить тебя, узнав, что ты остался жив.
    - Хорошо.
    - Ты чем-то обеспокоен? – угадав мои мысли, спросил Сергей.
    - Сереж, я знаю, кто шантажировал тебя.
    - Александр Еременченко?
    - Нет. Это…
    Но тут дверь опять распахнулась и в нее вошли сразу несколько человек: Женя, Леша, Альбина Ивановна, мать Юли и Юля. Вернее, вошли первые четверо, а Юлю вкатил Женя.
    - Эх, ты, «взяточник» - везунчик! – на всю палату поздоровался Женя. – Ты у нас, оказывается, бессмертен!
    Я улыбнулся:
    - У меня как у кошки девять жизней. А я который раз рисковал? Третий? Ну, вот, еще шесть жизней осталось!
    Все рассмеялись. Сергей встал, освобождая стул матери:
    - Садись, мама.
    Альбина Ивановна присела на стул, нежно глядя на меня. Я сказал ей:
    - Еременченко погиб, когда самолет разбился.
    Альбина Ивановна улыбнулась. Я обратился к Жене:
    - Жень, так ты все-таки выбрался?
    - Еще как! – подмигнул мне Женя. – Я расплатился за пиво, вышел на улицу, вижу, а тебя след простыл. Я тебя звать, а тут те наемники и начали палить в меня со всех стволов. Если бы не бронежилет, мне пришлось бы туго. А то – он кивнул на перебинтованную левую руку – мне не пришлось бы разговаривать сейчас с тобой.
    Ну, я повязал этих красавцев – наемников да еще и Гороха в придачу -  вызвал Лешу и предоставил их ему.
    - И что Горох? – спросил я.
    - Ребята сказали, что он во всем признался.
    Я присвистнул. Леша усмехнулся. А Женя продолжил:
     - Я принялся тебя разыскивать. Я слышал, что один из похитителей крикнул водителю: «В аэропорт!», но не знал, в какой именно. Но тут на помощь пришел твой мобильник.
    Я изумился, услышав про мобильник, потому что он не ловил в самолете на такой высоте.
    - Я проследил за движением датчика на сотовом телефоне с помощью нашей аппаратуры и выяснил, куда вы отправились. Дело в том, - пояснил Женя – что аппарат улавливает сигнал даже того мобильника, который находится вне зоны действия сети. И тогда мы погнали. И успели как раз вовремя. Альбина Ивановна рассказала, что с вами случилось.
    Я оглядел всю аудиторию, набрал в грудь воздуха, и начал рассказывать:
    - Жень, я знаю, кто убил Андрея, и я знаю, кто шантажировал вас, Альбина Ивановна.
    Все взгляды устремились на меня. Я устроился поудобнее и продолжал:
    - Этот человек находится среди нас. Это, - я пристально поглядел на одного посетителя. – Юля.
   Ее реакция была идеальной, для преступницы, разоблаченной в профессиональной аудитории. Юля  улыбнулась мне ядовитой улыбкой, столь не похожей на ее прежнюю улыбкой и проговорила совсем другим голосом:
    - Надо же, а я думала, что моя тайна никогда не раскроется. Что ж, я похоже, ошиблась и в своем плане, и в тебе.
    - Да. – Серьезно сказал я. – Ошиблась. Хочешь сама все рассказать, или мне взять на себя такую обязанность? Не хочешь? Тогда я расскажу.
    Наверное, следует начать с того, как она и Сережа попадают в аварию. Впрочем, эта авария и была разыграна для убеждения окружающих в столь ужасной трагедии. На первый взгляд, в этой аварии никакого умысла нет, также как и в моей аварии. Но она стала переломным моментом в ее жизни. Все ее друзья и подружки сразу же отвернулись от нее, бросили на произвол судьбы. А тут еще и отношение с Сергеем стали ухудшаться.
    Последней каплей стал развод с Сергеем. Он, ради кого стоило жить, который был единственной радостью в жизни, гнусно бросил в самый нужный момент. И Юля решила отомстить. Для этого и придумала слезную историю с разделом имущества, чтобы предупредить бывшего, ничтожного, но все еще горячо любимого мужа. Да, она все еще любила Сергея, и поэтому предупредила его о возможных последствиях. Но Сергей не предал этому большого внимания, чем только усугубил ситуацию. Юля тогда еще не знала, что я хорошо знаком с Альбиной Ивановной. А между тем Альбина Ивановна все рассудила правильно, и нежели сообщить милиции, рассказала все мне. Расчет был прост: Альбина Ивановна не хотела, чтобы слухи распространились за пределы одной семьи. Тем самым она учитывала и предпочтения Юли. Но в ее плане для Юли оказались бреши: в их личную тайну раздоров вмешался никому не известный молодой, неопытный майор ФСБ. Сергей, по-видимому, не нарочно, проговорился, кем и где я работаю, подписав мне смертный приговор. Видимо,  «жучок» был последней каплей в переполненной чаше терпения и напряжения, - пояснил  я. – Его-то и поставили наемники Москалова, у которого было достаточно на работе таких вещей. Зачем поставили?  Да чтобы запугать строптивого Сергея. Они выбрали прекрасное время для запугивания – в то же время из колонии строгого режима сбежал Горошников, дело которого вел я. Я поначалу и думал, что это дело рук Горошникова, но, как оказалось потом, напрасно.
    Второе убийство Юля не могла себе позволить: смерть Андрея была на ее плечах. Андрей попался просто под горячую руку: Андрей ценой слежки и постоянного риска узнал о том, что Александр Еременченко, ее брат, замешан во многих темных махинациях. Андрей нашел вполне приличные доказательства на Москалова, но его планы нарушили не по воле Москалова, а по воле Юли. Ну, про Александра Еременченко, Альбина Ивановна вам наверняка все рассказала. Еременченко неудачно ввязывался в разные мошенничества, из которых ему помогали выходить и Андрей Москалов, и Олег Штопарев,  позже осужденный нашим ведомством. А Юля, как разузнал Андрей, прикрывала брата с помощью денег Сергея, выплачиваемых ежемесячно по решению суда. Юля и установила наблюдение над домом Андрея и над Андреем тоже. Она изо дня в день следила из дома брата, Александра, за домом Андрея, узнала расписание его дня, его обычаи и привычки. В день убийства она приходила к дому Андрея. И, единственный промах на тот момент, она показалась на глаза жене Андрея. Наташе. И собака Безволовых, Майк, пропала без вести. Я предполагаю, что и его тоже убили. Она через брата заказала убийство Андрея и рассказала, что он может уехать за границу на машине Андрея, прежде чем ФСБ спохватится и перекроет все дороги и таможню. Ну, а получить загранпаспорт для убийцы было сущим пустяком – его начальник, Андрей Москалов, был начальником эмиграционной службы нашего города. Кто же убийцы? Я вам скажу – они все уже покоятся в самолете с простреленными головами. Андрей перед своей смертью так и не смог простить себе, что не довел дело до конца. Поэтому он и сказал в предсмертной агонии, что виноват перед нашими. И это было единственным делом, который Андрей Безволов не окончил.     
    Одно дело было сделано. Вмешательство ФСБ в это дело было ограничено, до тех пор, пока я не заинтересовался этим делом. Юля не хотела меня убивать, слишком уж я приглянулся ей. Но и оставлять все, как есть, тоже не следовало. Она приказала припугнуть меня своему брату, а он, испугавшись последствий, все свалил на Москалова. Он приказал убить меня, да Москалов понял, откуда дует ветер, и приказал своим людям сделать так, чтобы я потерял память и забрал лишнее доказательство его причастности – «жучок».  Потерять-то я ее потерял, но ненадолго. Юля постоянно знала о моем самочувствии – она исправно навещала меня в больнице, завоевав недоверие бывшего мужа. Сергей хотел было предостеречь меня, да передумал, испугавшись подозрения в соучастии, и благословил нас на «дальнейшие отношения». Но я все вспомнил, и это было не на руку, ни Юле, ни Москалову. Юля говорит Александру, чтобы тот «натравил» друг на друга Москалова и его ребят. Все так и вышло, только Москалов успел рассказать мне о том, что покушался на меня, якобы из-за того, что я узнал, будто Андрей и Сергей были в ссоре. Но это было не так, - я остановился, оглядывая слушателей.
    Все смотрели на меня с большим вниманием. Я был и сам-то неуверен в правильности такой «исповеди», но все-таки продолжал:
    - Еременченко заставил написать Москалова так. Андрей и Сергей не были в ссоре. Александр сделал все сам. Он заставил Сергея сказать мне о ссоре, пригрозив некоторыми формальностями в покупке «Ягуара» в Германии, где имел свои связи Шпенгель. Кстати, - вспомнил я. – Из пистолета Шпенгеля и был убит Андрей, и было совершено покушение на меня.   А Москалов и устроил так, чтобы подозрение в покушении пало на Шпенгеля ради собственной выгоды. В общем, все это было довольно запутано, ради того, чтобы отогнать подозрения от драгоценного братца. Еременченко расправился с Москаловым, потому что Москалов оставил меня в живых. Москалов хотел мне все рассказать. Он в агонии  говорил: «Он… Он знает…» Он – это был не Горох, как я думал вплоть до встречи с самим Горошниковым, это – Еременченко. Москалов и хотел навести меня на своего конкурента – Еременченко, да я не понял. Он был в курсе всех махинаций Юли. Ну, и, наконец, Штопор, - снова стал рассказывать я. – Штопор был «крышей» Еременченко. Поэтому он и вернулся в город, где ему была обеспечена и работа, и алиби на нужный момент, и протекция. Его потеря для Еременченко была невосполнима. Из-за нее он чуть не убил меня. Спасибо бронежилету. Да, именно Юля убила Павла Книжинцева, которого ранил я. Книжинцев был лишним свидетелем. Он мог проболтаться. Она переоделась в медсестру и, поскольку сама окончила медицинское училище, хорошо разбиралась в сильных снотворных. Она дала Книжинцеву четыре таблетки, которые оказались роковыми.
    И последнее, - заканчивал я. – Альбина Ивановна слишком доверяла Юле, хотя и хотела не показывать это. Поэтому она рассказала, не всю, но часть правды, ведь так, Альбина Ивановна?
    - Так. – С пониманием своей ошибки, кивнула Альбина Ивановна. – Продолжай.
    - Юля все рассказала своему братцу. Братец и похитил меня, по ее приказу. Он взял всю вину на себя, выгораживая сестричку, которая, якобы, находится в инвалидном кресле. Юлечка, милая, - фальшиво-ласковым тоном обратился я. – Может, перестанешь притворяться инвалидом и встанешь на ноги?
    Юля несколько секунд буравила меня взглядом, потом отбросила плед, укрывавший ее ноги, и встала на ноги. Она была такая же, как и во сне: высокая, стройная и высокомерная.
    - Ну вот. – Подытожил я. – Та статья в газете, извещавшая об аварии была лишь совпадением без фамилий и даже инициалов, идеально подошедшая к их аварии. Эта тайна – тайна аварии – была скрыта между братом и сестрой. А Сергей столько времени оставался в неведении. Остается одно: зачем? Зачем ты это затеяла? Тебе так дорог был брат? Единственный, кто понимал тебя? Этот жестокий тиран и садист, покоящийся сейчас на дне разрушенного самолета?
    - Да. – Звонко повторила Юля. – Ты, наверное, от Саши и узнал, в каких условиях мы росли. А я-то воспитывалась в схожих условиях. Никому из вас не понять этого. Вы, - с отвращением посмотрела она на Лешу, Женю, меня и Сергея – которые привыкли к роскоши, богатству, ни в чем себе не отказывали, позволяли себе дорогие автомобили и отпуска каждый год за границей. А я…я прозябала в нищете, заставляя себя играть бедную овечку, чтобы достичь своей цели… Ты думаешь, я от хорошей жизни решилась на все это? Думаешь, ради разнообразия? Нет… - С безумной улыбкой сказала Юля. – Я знала, что Саша легко может подделать запись. Я записывала угрозы и отдавала ему на обработку. А в тот вечер, когда мы были с тобой вместе, я позвонила Саше, и он с аппаратурой приехал ко мне. Я говорила, он подделывал. Сразу после этого, я проиграла эту запись дражайшей Альбине Ивановне… Я чуть было не добилась того, что намечала.
     - Так и не добилась, – повторил  я.
    - Нет. – Подытожила она. – Благодаря тебе.
    Женя молча подошел к ней и надел на руку наручники. Затем они трое – Леша, Женя и между ними Юля вышли в сопровождении ошеломленной матери Юли.
    - Бедная, - проводив мать Юли и Сергея взглядом, сказал я. – Бедная женщина. Разве она знала?..
    - Дэн, - сказала Альбина Ивановна. – Что теперь ее ждет?
    - Если Юлю признают вменяемой, то ей предъявят обвинение в планировании убийств, одного убийства, мошенничества, покушении  на убийство, похищении человека, вымогательстве и еще с десяток обвинений. В лучшем случае она отделается 20 годами лишения свободы, в худшем – пожизненное.
    Альбина Ивановна смотрела на меня с нескрываемым ужасом. Обычная реакция пострадавших – услышать то, что они хотели услышать в самом начале.
    - Альбина Ивановна, - попросил я. – Расскажите, что произошло с вами после того, как вы прыгнули с парашютом.
    Альбина Ивановна подняла голову с таким видом, точно с того момента прошло не двое суток, а по крайней мере год.
   - Я прыгнула, как ты и велел. Раньше я вообще не прыгала с парашютом, поэтому сильно боялась. Но, когда я дернула за кольцо, все страхи улетучились. Я умудрилась приземлиться недалеко от того места, куда упал самолет. Приземлилась, по правде говоря, довольно удачно: только несколько синяков и осталось. А когда я увидела падающий самолет… - ее голос сорвался. – Это было ужасно! Я побежала к месту крушения, не думая о том, что самолет может вот-вот взорваться. Но самолет не взорвался. Я заглянула в кабину самолета, и увидела тебя… Ты был весь в крови. При падении ты ударился головой о стекло. И ноги были зажаты сиденьями. Я попыталась освободить тебя, но у меня ничего не получилось. Потом приехала «Скорая», милиция и ваши ребята. Женя и Леша быстро вытащили тебя из кабины и уложили на носилки. Ты был без сознания, и я подумала, что ты умер… Но нет… Когда тебя на экстренной скорости привезли в клинику Сергея и повезли в операционную, я вроде бы успокоилась немного. Ты же всегда так боролся за жизнь…
    Я обнял Альбину Ивановну за плечи и сказал:
    - Спасибо. Спасибо вам за все…
    И тут пожилая дама, к величайшему моему изумлению, упала мне на грудь и разрыдалась:
    - Дэн! Ты не представляешь, как я боялась за тебя! Я же действительно думала, что это Саша подделывал записи! И голос мужской, хриплый… Кто же мог подумать, что эти угрозы записывала Юля и потом отдавала на обработку Саше?
   - Не вините себя, Альбина Ивановна – рассудительно успокоил ее я. – Это дело было очень запутано.
    Дверь снова открылась, и в комнату вошли Леша и Женя, сияя улыбками и неся по пакету с фруктами каждый.
    - Отвезли мы эту голубушку к нам в отдел, - ухмыльнулся Женя. – А она возьми да и выкини такой номер…
    - Хотела покончить с собой? – лаконично поинтересовался я.
    - Нет. Хотела прикончить меня. – Хохотнул Женя.
    - Юля?! – не поверила своим ушам Альбина Ивановна. – Но…как она могла?!
    - Шоковое состоянии переходящее в стресс, - пожав плечами, пояснил я. – Привычно для большинства преступников.
    Звонок сотового телефона заставил нас всех вздрогнуть. Женя посмотрел на светящийся номер и изумленно сказал нам:
    - Шеф…
    - Но почему? – спросил я.
    - Он сам допрашивал Юлю, наверное поэтому…
    - Бери.
    - Алло, Алексей Сергеевич? – спросил Женя. – Что?.. Когда?.. До связи…
    Женя выключил мобильник и посмотрел на всех по очереди, после чего сказал:
    - Юля хотела покончить с собой…
    - Как? – не понял я. – Она?
    Женя кивнул и пояснил:
    - Ее успели спасти. Она в лазарете. Хотела перерезать себе вены, но наши вовремя подоспели… Ладно, мне пора! Выздоравливай!
   Он и Леша, поставив сумки на тумбочку, пожали мне руку и вышли.
    Я закрыл глаза, вспоминая последнюю нашу встречу. Тревожные взгляды на свидании, страх, отразившийся после того, как я сказал, что работаю частным сыщиком, ужас, пришедший из-за мысли, что она не за того взялась… Почему я сразу не догадался?
    Жгучее чувство вины наполнило меня до краев, готово было вырваться на свободу, расплавляя мои нервы, и руша мое самолюбие. Совсем недавно Юля рыдала у меня на груди, причитала, что не хочет потерять меня. Знала ли тогда она, что через несколько дней нарушу данное ей обещание не расставаться с ней. Зачем я говорил, что боюсь ее потерять, как Ромку, если сам проложил ей дорогу на зону? Я не знал, но это уже было не важно…