Ну, хорошо, хорошо! Не буду больше "выкать" А ты, может быть, зарегистрирована на сервере Проза.ру? Просто там гораздо больше моих произведений,в том числе и детективов!

Так я вроде бы для нее возраста не определяла точного, я имею в виду! А молодым можно в любом возрасте выглядеть, если постараться, конечно! Так что, думаю, этот вопрос улажен!

Глава шестнадцатая.

Благодаря строгим правилам работы у Антона Сергеевича, я наизусть знал все адреса аптек супруги Лерасова. Впрочем, запомнить их адреса мне не составило труда – аптеки-то всего и было две, на настоящее время.
Я остановил «Опель» возле ближайшей ко мне аптеке на улице Революционной. Заперев автомобиль, я огляделся, так, на всякий случай, и, не найдя ничего подозрительного, вошел в помещение.
Аптека Вероники Лерасовой почти не отличалась от других. И это «почти» составляло чересчур завышенные, даже для центра города, цены. Но, что греха таить, ассортимент удовлетворил бы самого педантичного покупателя. А за удобства, как говорится, следовало платить.
Я подошел к окошку кассы и поинтересовался у миловидной молоденькой девушки, стоявшей у кассового аппарата:
- Могу я увидеть Веронику Васильевну?
Девушка заинтересованно посмотрела на меня, по-видимому, оценивая. Я в душе порадовался, что выгляжу, как и подобает преуспевающему бизнесмену-заказчику.
- Вероники Васильевны уже нет на рабочем месте, - вежливо сообщила сотрудница. – Но, вы, может быть, успеете захватить ее во второй аптеке – она совсем недавно уехала отсюда.
- Спасибо, - улыбнулся я и быстро направился к «Опелю».
Через десять минут я стоял возле второй аптеке на Московской улице. Судя по всему, ярко-голубая «Хонда» принадлежала именно госпоже Лерасовой, так как никаких других машин на стоянки вблизи аптеки не было, а предположить, что владелица сети аптек ездит на городском транспорте, было бы абсурдно.
Я вбежал по ступенькам крыльца аптеки и вошел внутрь аптеки. Редкие в такое время посетители не обратили на меня ровно никакого внимания. Я подошел к аптечному окошку и вежливо попросил:
- Здравствуйте. Вы не могли бы позвать Веронику Васильевну?
Девушку, если и удивила моя просьба, то она не подала виду.
- Вы поставщик, да?
Мне лишь оставалось порадоваться такому развороту событий.
- Да. Так я могу переговорить с Вероникой Васильевной наедине?
- Что здесь происходит? – раздался строгий женский голос у входа в подсобное помещение. – Светлана, я от вас такого не ожидала. Почему покупатели до сих пор не обслужены?
Светлана залилась краской и, пытаясь скрыть конфуз, обратилась к невысокому старичку с острой седой бородкой:
- Что вам угодно?
- Я привез вам заказ, - сообщил я чего-то ожидающей Лерасовой. – Десять тысяч препаратов.
- Пойдемте, - пригласила бизнес леди меня и прошла через подсобное помещение. – Но, по моему, я заказывала гораздо большее количество препаратов.
- Но в накладных числится именно такая численность, - невозмутимо солгал я. – Или, может быть, какая-нибудь ошибка произошла?
Мы вошли в одну из дверей и оказались в небольшом, как видимо, рабочем кабинете управляющей аптеками. Довольно сухой стиль обстановки подчеркивал манеру обращения хозяйки  с подчиненными: письменный стол, с аккуратно сложенными стопками бумаг, две тумбы, с держателями папок на них, канцелярский шкаф с многочисленными папками, расположенными в алфавитном порядке. Все будто вызывающе кричало, что этот деловое рабочее место, а не кабинет для приятного времяпровождения.
- Присаживайтесь, - Вероника Васильевна указала рукой на стул напротив рабочего стола.  – Признаюсь, я очень рада, что вы успели до закрытия аптеки. А то завтра я уже хотела звонить вам…
Она вопросительно взглянула на меня.
- Ричард Вульфович, - догадался я, на всякий случай изменив отчество. – В этом не было необходимости – звонить мне.
Я быстро соображал, как можно подвести разговор в нужное мне русло.
- Разумеется, разумеется, - закивала женщина, приятно улыбаясь мне. – Я надеюсь, что вся партия уместится у нас на складе?
Вот оно, место, от которого можно оттолкнуться, улыбнулся своим мыслям я.
- Разумеется, на этот раз все уместится на складе.
- Хорошо, а то с той партией произошли некоторые…неувязки.
- Но вы же разобрались с ними, не так ли?
- Разумеется, - она распрямилась на своем стуле. – Но, я думаю, что больше так привлекать внимание не стоит.
- Вы думаете, они что-то узнали? – я изобразил вежливое удивление.
- Если в больнице, может, ничего и не заметили, то в «Жаворонке» точно.
- Но я думал, что вы справились с этой проблемой, - заметил я. – Ведь все те смерти…
Она резко вскинула голову в сторону двери и прислушалась. И после того, как ничего не услышала, тихо обратилась ко мне:
- Могу я предположить, что вы не расскажите все, что вам сейчас сообщу, никому? Это может быть стоит нам не только работы…
Я кивнул, заинтересовавшись.
- Все проблемы, естественно, устранены, кроме…одной. И эта проблема – некий таксист Тополев. У него, знаете ли, такой приметный черный «Опель». Так вот этот таксист, по-моему, что-то знает. Его пытались много раз поймать и даже ликвидировать, но он все время ускользал. Я даже наняла людей Игната, ну, знаете, того, кто содержит кафе «Жаворонок», но с тем же результатом. Мне также известно, что ФБР также заинтересовалось им. Но, вроде бы, без видимого результата.
- И что же вы хотите от меня? – невозмутимо спросил я.
- Я хочу, чтобы вы подключились к розыску.
- Я? – искренне удивился я. – Почему я?
- Потому, что вы тоже рискуете своей работой, поставляя эти препараты, - тихо пояснила Лерасова и снова прислушалась. – Я надеюсь, что вы никому не сказали о его действии?
- Иначе он бы не прошел проверку, - сообразил я. – А, если я найду этого…Тополева, то, что мне с ним делать?
- А это предоставьте мне, - внезапно улыбнулась Вероника Васильевна. – Уж не беспокойтесь, все пройдет очень гладко.
- Вы собираетесь…убить его? – я был так сильно удивлен, что непроизвольно сглотнул комок в горле. – Но я думал, что в убийствах присутствует какая-нибудь последовательность.
Лерасова оценивающе посмотрела на якобы, простого поставщика.
- Как вы уловили взаимосвязь?
«Вот те раз!» - про себя воскликнул я.
- Ну, какие-то неясные слухи по городу прошли…
- Какие?
- К примеру, экспертиза показала, что в крови всех погибших, якобы, естественной смертью, нашли микрочастицы идентичного друг другу вещества.
- Это я и сама знаю, - сказала бизнес леди. – Доля такого вещества слишком мала, чтобы идентифицировать. Доля препарата была рассчитана тщательно для каждого…больного. Ну, а помимо этого?
- Девушка, погибшая при взрыве бытового газа, была, вроде бы, посредником при оформлении страховки на автомобиль у банкира.
- И это тоже слухи? – задумалась женщина. – Странно, что я этого не знала…
- Значит, получается, вы сами убивали этих людей?  - затаил дыхание я. – Но зачем?
- Были на то причины, - сухо ответила владелица аптеки. – Так вы найдете Тополева?
- Я постараюсь, - с серьезным видом кивнул я и встал. – О результатах сообщать вам лично или по телефону?
- Лучше, чтобы мы встретились, - сказала женщина. – Так будет меньше подозрений. Если заказчик и поставщик встречаются  в официальной обстановке, то это может не вызвать подозрений.
- Тогда, до встречи, - сказал я и направился к двери. – Подождите, но как я найду этого Тополева, если не знаю его в лицо?
- Ах, да, - вспомнила она и открыла стоящий по левую руку от нее сейф; достала какую-то папку и вынула маленькую фотокарточку, которую обычно клеят в личное дело. – Вот. Это карточка из его личного дела из таксистской компании. Один…человек сумел достать их.
И не взглянув на фотографию, она протянула мне одну.
Стараясь, чтобы на лице не дрогнул ни один мускул, я взял карточку, рассмотрел ее, и положил в карман.
- До свидания, - попрощался я, про себя добавив: до скорого свидания.
Я вышел из здания аптеки, быстро дошел до мирно стоявшего «Опеля», сел в него и повалился на сидение.
Тяжело дыша, я достал фотокарточку из кармана и посмотрел на свое собственное отражение.
Вот, что искал тот вор у нас в конторе, мое досье с четырьмя фотоснимками. И причем эту фотокарточку увидели у него и агенты ФСБ и отобрали. Именно по этому снимку они и отыскали меня.
И, кроме того, ФСБ и Лерасова работали порознь. Мое предположение, что Лерасова замешана в этих преступлениях  переросло в уверенность. Лерасова, несомненно, по чьей-то наводке, убила и банкира, мешавшего  в продвижении карьеры своему мужу, и молодому авторитету, узнавшему, как и тот официант, что-то такое, что ему не стоило знать. Но изумление владелицы аптек, когда я сказал, что Чернобурова заключала со Смердиным сделку на «Опель», никак не вписывалось в эту схему.
Я завел мотор и выехал на дорогу, подальше от любопытных глаз.
Лерасова всего лишь пешка на шахматной доске жизни. Кто-то руководил ее действиями. Но я даже не мог предположить, кому выгодны эти хитроумные убийства.
Одно я знал точно, Лерасова выписывала данные лекарства ее жертвам только, когда была уверена в летальном исходе. А это значило, что либо она сама знала о болезнях пострадавших, либо кто-то ей сообщил. Ведь эффективное сочетание противопоказаний и существующих болезней выбранных жертв могло привести к роковому стечению обстоятельств.
Как бы я не рассуждал, но факт оставался фактом – без образца этих злополучных таблеток доказательств было ровно никаких.
Поэтому, я решил рискнуть.
Первым делом я набрал номер Кирилла:
- Кирилл? Нам нужно кое-что обсудить.
- Э-э… А это срочно?
- У тебя неприятности?
- Нет. С чего ты взял?
- Так почему не можешь?
- Я на допросе.
- Того официанта?
- Ну, да.
- А начальство все еще там?
- Да. Ведь еще только…шестой час.
- А скоро оно уйдет?
- Думаю, через полчаса. По крайней мере, капитан.
- Никого постороннего нет в отделении?
- О ком ты говоришь?
- Ты прекрасно знаешь, о ком я.
- Нет… Их нет…
- Ты уверен?
- Издеваешься?
- Хорошо. Думаю, я за полчаса управлюсь.
- Ты куда-то собираешься?
- Да, но про это – потом.
- Но…
- Он слышит разговор?
- Официант? Да, слышит… Он рядом со мной.
- Дай мне трубку на минуту.
- Что?
- Дай трубку на минуту ему.
- Зачем?
- Кирилл!
- Хорошо… Передаю.
В трубке зазвучал что-то подозревающий голос официанта:
- Да? С кем я говорю?
- Это твой друг, мы встречались в кафе. Помнишь меня?
Несколько секунд молчания, потом – ответ:
- Помню.
- Игнат… Он в кафе?
Молчание. Я поторопил:
- Ну? Он в кафе сейчас?
- Откуда я знаю?
- Не дури меня, парень. Я прекрасно знаю, что вы поддерживаете связь. Ведь ты у него правая рука вместо Крученкова. Так он там?
- Там, - выдохнул парень.
- А партия там?
- Откуда вы знаете про нее?
Я усмехнулся:
- Знаю, и ладно. Так там еще или нет?
- Там.
- Спасибо. Дай мне следователя.
Через мгновение младший лейтенант осведомился:
- О чем вы говорили?
- О деле. Слушай меня внимательно, Кирилл.
- Подожди… Что ты собираешься делать?
- Об этом потом. Слушай и запоминай. Я знаю, как были убиты и Смердин, и Крученков, и Чернобурова, наверное, тоже. Но мне нужны веские доказательства, чтобы упечь всю компанию за решетку. Сейчас я поеду в кафе «Полуночный жаворонок». Есть одно дело к Игнату. Не спрашивай меня, что за дело, я все равно сейчас не скажу. Если меня не будет у тебя в отделении через полчаса, максимум – час, приезжай именно туда или…или ищи меня за городом…
- За городом? – не поверил моим словам Кирилл. – Ты, что, думаешь, что тебя могут убить?
- Ну, убивать меня вряд ли будут, - заметил я, посмотрев на часы. – Скорее всего, подержат где-нибудь, пока они не смогут выехать за пределы нашей страны. У меня остается совсем немного времени, так что мне надо спешить. Не спускай глаз с официанта. Он может сообщить своим о моем плане. Постарайся не оставлять его одного, пока я не приеду к вам, хорошо?
- Ладно, - сказал Кирилл. – Только ты…возвращайся скорее!
В его голосе насквозь был пропитан испугом…за меня.
- Не беспокойся, - обнадежил я его. – До скорой встречи.
Я отключил звонок и повел «Опель» к кафе «Полуночный жаворонок».
Возле кафе не было ни джипов, ни других подозрительных машин. Но это еще не значило, что ФСБ еще не знало про это кафе. Скорее всего, они были в засаде где-нибудь поблизости, оставив свои машины в нескольких кварталах отсюда.
Я вошел в помещение кафе и с удивлением обнаружил, что на данный момент здесь не было ни одного посетителя. Оглядевшись в поисках бармена либо официанта, и не найдя ни одного из них, я осторожно прошел в подсобное помещение.
Коробки с препаратами стояли возле стены, справа от больших кухонных плит. Странно, какую беспечность они проявляли к такому ценному товару.
Сглотнув комок, я оглянулся и раскрыл верхнюю коробку.
Вот они, убийственный препарат. Упаковки, содержащие по пять маленьких упаковок, казалось, были совсем не тронутые. Я достал телефон и, снова оглянувшись, несколько раз их сфотографировал, каждый раз с разного ракурса. Спрятав телефон в карман, я закатал рукав левой руки, достал из кармана целлофановый пакет и надел его на руку. Затем осторожно приподнял этой рукой упаковку и внимательно разглядел.
Но все, что я успел разглядеть, так это название «Амоксициллин». Мне это название, как не специалисту в медицинской области, ничего не говорило, но должно было что-то означать для Татьяны Чернобуровой, сестры убитой Любови Чернобуровой.
- Молодец. А теперь, когда ты рассмотрел его, положи его на место и подними руки выше головы, если не хочешь валяться в канаве с простреленной головой.
Воздух как будто смерзся от появившегося напряжения и страха. Я попытался сглотнуть образовавшийся в горле комок, но он словно превратился у меня в кадыке в ледяную глыбу. Я поглубже вдохнул воздуха и медленно повернулся лицом к говорившему мужчине.
- Руки подними, парень, - угрожающе проговорил Игнат, ткнув в мою сторону пистолетом. – Вот так…
Он профессионально обыскал меня одной рукой, забрал висевший сбоку пистолет, обшарил нагрудные карманы, достав оттуда водительское удостоверение, ключи от «Опеля» и, к моему ужасу, фотокарточку, которую мне дала Вероника Лаврентьева.
- Та-а-ак, - протянул он, разглядывая фотокарточку, но все же не сводя глаз с направленного на меня пистолета. – Интересно, интересно… Откуда у тебя этот снимок?
- С работы, - глухо пробормотал я, лихорадочно придумывая правдоподобную историю. – Когда на работу устраивался, фотографировался. С тех пор и остались.
- Неужто? – насмешливо спросил он, поглядев на меня. – Насколько я знаю, ты уже два месяца работаешь в такси. И с тех пор носишь фотокарточку в кармане. Все два месяца ты носил одну и ту же рубашку? Или ты перекладывал из кармана в карман ее всякий раз, когда надевал новую рубашку?
Я заставил себя изобразить некое подобие усмешки.
- Нет. Просто, когда я устраивался на работу, на мне была эта рубашка. Я довольно долго не носил ее, а вот сегодня решил надеть, смотрю, а в ней все еще лежит фотокарточка.
- Ну-ну, - сказал Игнат и приказал. – Ну-ка, иди к стулу. Не хочу, чтобы ты выкинул какой-нибудь номер до тех пор, пока хозяйка не узнает.
Я послушался. Да и какой идиот не послушался бы, если тебе в спину глядит заряженный пистолет?
- Извини, конечно, но я должен быть уверен, что ты не сбежишь за то время, пока я буду искать веревку и скотч, - и с этими словами он со всей силой стукнул меня по голове рукоятью пистолета.
Комната закружилась перед моими глазами, словно я только что сошел с карусели, на которой провел, как минимум, часа два. Глаза застилал какой-то молочно-белый туман, который постепенно сгущался.
«Черт подери, Ричард! – разъярился я на самого себя. – Неужто ты не предугадал такой поворот событий? Тем более, что ты знал, что Игнат находится в кафе! Ну, что ж, вот ты и поплатился за свою беспечность! Сейчас придет Игнат и свяжет меня, и тогда у меня вообще не будет шансов выйти отсюда живым. А уж, если сюда приедет Лерасова узнает, что я никакой не поставщик, а тот самый Ричард Тополев, то Игнат окажется прав, сказав, что мой труп будет валяться где-нибудь в канаве с простреленной головой…»
Гигантским усилием воли я заставил себя прекратить вращение комнаты. Теперь она хоть и не перестала двигаться, но уж лучше мерное покачивание комнаты туда-сюда, чем безостановочное кружение. Я разлепил тяжелые, как свинец, веки и попытался подняться со стула.
Не тут-то было!
Комната, на время переставшая раскачиваться, вновь пришла в движение, будто корабль попал в неистовый шторм посреди Тихого океана. Вцепившись в спинку стула так, что побелели костяшки пальцев, я встал, балансируя, будто на краю пропасти, левой рукой.
«Надо отпустить стул, – медленно соображал я, - чтобы дойти до водительских прав и «Осы»… Надо… Надо… Надо быстрее… Он сейчас придет и узнает, что недостаточно сильно ударил меня… И тогда для меня будет медленная…мучительная смерть… Надо разжать пальцы…»
Со страхом, как будто и вправду я могу сорваться в пропасть, я кое-как разжал пальцы и распрямился. Как только я встал в полный рост, мне показалось, что потолок сейчас обрушится на меня, так сильно он накренился. Совладав с собой, я зажмурился и сделал неуверенный шаг. И хоть качка опять возобновилось, все же чувство, что меня могут схватить в самое ненужное время, в ненужном месте, придавало мне сил.
Я осторожно подкрался к стене возле ящиков, остановился, прислушиваясь, и, не услышав ничего подозрительного, быстро достал пару больших упаковок. Соблюдая меры предосторожности, я достал нижнюю упаковку, разорвал ее и достал маленькую составляющую той упаковки. Затем положил ее на место, а сверху аккуратно положил верхние упаковки. Потом тщательно закрыл коробку, забрал все свои вещи и прижался спиной к стене.
Тишина.
Я осторожно выглянул в коридор.
Пусто.
Сжимая в правой руке «Осу», я неслышно пробрался по коридору и заглянул в главный зал.
Снова никого.
Ожидая какой-нибудь ловушки, я тихонько пробрался к выходу и с облегчением увидел свой «Опель». Я несколько раз обошел автомобиль, ища какие-нибудь необычные признаки вмешательства, но ничего не обнаружил. Я сел за руль и снова тщательно обыскал кабину, но ни «жучков», ни взрывчатки, ни гранат не нашел.
Я мягко повернул ключ в замке зажигания.
Ничего подозрительного в его работе я не заметил, и осторожно вывел «Опель» на трассу.
Минут через пять я припарковался у здания милиции. Я посмотрел на часы. Прошло сорок минут с тех пор, когда я разговаривал с Кириллом. Дотронувшись до затылка, куда пришелся удар Игнатьева, я поморщился и вышел из автомобиля.
Отделение стояло в непривычной для него тишине. Я прошел мимо пустых кабинетов, запертых до рабочего часа, поднялся по лестнице на второй этаж и постучался в кабинет младшего лейтенанта Кротовского. К своему удивлению, дверь оказалась не заперта.
Я толкнул дверь и вошел. Кирилл стоял ко мне спиной, что-то ища в сейфе. Я аккуратно прикрыл за собой дверь. Кирилл не обернулся. По-видимому, ничего не услышал.
Я не слышно подошел к стулу и опустился на него. Стул, как ни странно, не заскрипел и не закачался.
- Да где же это чертово дело? – гневно воскликнул Кирилл, обращаясь к комнате, не подозревая о моем присутствии.
- Может, оно на столе? – громко сказал я.
Кирилл испуганно дернулся и повернулся ко мне.
- Ричард! – воскликнул он. – Я не слышал, как ты вошел.
- Ничего, - я, поморщившись, снова дотронулся до ушиба. – Но тебе лучше быть повнимательнее.
- Что с тобой случилось? – друг обошел стол и теперь разглядывал место удара. – Тебя оглушали?
- Ага, - сказал я, снова осторожно дотрагиваясь до затылка. В голове пульсировала тупая ноющая боль. – Смотри, что я раздобыл…
Я вынул из кармана рубашки упаковку таблеток и передал другу. Кирилл, молча, разглядывал коробочку так и сяк, но и ему, по-видимому, название ничего не говорило.
- Так вот ты куда отлучался, - догадался младший лейтенант и посмотрел на меня. – Но, Ричард, это же противозаконно…
- Не думаю, - покачал головой я, на мгновение закрыв глаза и рассказал все, как было. – Теперь-то Игната можно арестовывать по причинению легкого вреда здоровью.
Кирилл подошел к окну и теперь смотрел на улицу. Потом снял очки, посмотрел на свет и начал протирать их немного запыленным носовым платком. И только после того, как надел очки, повернулся ко мне со словами:
- Тебе грозит сейчас нешуточная опасность.
- А ты думаешь, что я не знаю? – невесело усмехнулся я. – Скоро обо всем узнает Лерасова, если уже не знает от Игната. И тогда на меня объявят облаву. Так что надо действовать, пока не поздно.
- И что же надо делать? – с готовностью проговорил друг, сделавшись серьезным.
Я посмотрел на этого молодого офицера милиции, способного идти на смертельный риск, если его другу угрожает опасность. Я не стал тратить время на уговоры отказаться, что это может быть опасным для него и для его близких, что на кон поставлены целые жизни, а просто сказал:
- Для начала надо приставить охрану к тому официанту в «Астории». Он слишком много знает, чтобы его оставлять в живых. Не помешала бы дополнительная охрана и твоему официанту – не для кого ни секрет, что
уголовники могут убить, даже, если человек за решеткой. И я хочу, чтобы ты сейчас поехал к Татьяне Чернобуровой, потому что она должна знать об этих таблетках. Пока меня не будет, расспросишь ее про это препарат, про действие и противопоказания, вообще все, что ей о нем известно. И постарайся все это куда-нибудь записать. Нам может пригодиться ее пояснения. И расспроси, чем недавно переболела, либо болела ее сестра и Крученков.
- Хорошо, - кивнул с недоуменным видом Кирилл. – Но зачем тебе это нужно?
- Я думаю, что с помощью вот этого препарата убивали всех наших жертв, - сказал я. – Лерасова мне сама сказала, что препарат выписывался каждому из умерших индивидуально. Я уверен, она учитывала противопоказания этого препарата, чтобы уничтожить конкурентов.
- Если она хотела убрать с дороги конкурентов, то ясно, почему Смердина – он серьезный конкурент. Но почему Чернобурову и Крученкова? Какие они конкуренты?
- Вот этого и я не понимаю, - сознался я, вставая. – Поэтому и хочу разобраться.

Глава семнадцатая.
Я  не надеялся найти Семенова Аркадия Петровича на рабочем месте в семь часов вечера, но питал крохотную надежду на то, что мне дадут его домашний адрес. Однако, поднявшись на нужный этаж, я с удивлением обнаружил, что дверь кабинета главврача широко раскрыта, пропуская большие потоки света от лампы в коридор.
- Здравствуйте, Аркадий Петрович, - сказал я главврачу, который при моем появлении поднял взгляд от огромной стопки бумаг. – Что-то вы задержались сегодня.
- Здравствуйте, Ричард Вениаминович, - улыбнулся доктор. – Да вот, дела, дела, одни дела.
- А как же без них? – помрачнел я и присел на стул. – У меня к вам один вопрос, Аркадий Петрович.
Глаза доктора молниеносно метнулись в коридор и обратно на лицо собеседника. Сделав вид, что ничего не заметил, я спросил:
- Зачем вас вызывали в милицию?
Мимолетный страх промелькнул в глазах у Семенова.
- По поводу…вас, - понизил до шепота голос доктор.
- Простите? Я не расслышал.
- По поводу вас.
- Но вы едва знаете меня, - сказал я, прислушиваясь к звукам в коридоре. – Что могло заинтересовать милицию?
- Ваши шансы на полное выздоровление, - также тихо сообщил Семенов. – Они спрашивали, долго ли будет идти реабилитация.
- Вы не знаете, зачем им это нужно?
Прежде чем ответить, Семенов встал, выглянул в коридор, вернулся на свое место и только после этого прошептал:
- Они хотят застать вас врасплох, чтобы…дисквалифицировать.
- Убить? – севшим голосом уточнил я. – Это были милиционеры или кто-то на них похожий?
- Один из них – тот капитан, который приходил к вам, остальные два – мужчины в черных костюмах. Я так думаю, что они из ФСБ.
- А те мужчины говорили при вашем присутствии?
- Нет, - покачал головой Аркадий Петрович. – Говорил только капитан.
- И что же он говорил?
- Спрашивал, когда вы попали в больницу, в  каком состоянии, каковы шансы на выздоровление, какая функциональная способность у травмированной руки…
- Они вам угрожали? – прервал его объяснения я.
Несколько секунд, казалось, Семенов не знал, что сказать. Но потом, покивав головой, ответил:
- Нет.
Я подошел вплотную к Семенову, не переставая прислушиваться.
- Они сказали, что у вас будут большие неприятности с той историей с таблетками, если вы не выдадите им меня?
Я растолковал его судорожный глоток, как утвердительный ответ.
- Здесь есть пожарный выход?
- Да. На другом конце коридора.
- Пойдемте, - сказал я, подтолкнув доктора к выходу.
Крадучись, мы пробрались к запасному выходу и оказались на лестнице. Спустившись на первый этаж, я обнаружил, что дверь заперта.
- Черт! – выругался я. – Дверь закрыта!
- Отойдите, - тихо попросил главврач и стал шарить рукой за пожарным шлангом. Через пару секунд он достал откуда-то запасной ключ и отпер дверь. – Идемте.
Мы вышли на задний двор больницы, и я попросил доктора:
- Дайте-ка ключ, доктор.
После этого я закрыл заднюю дверь, а ключ протянул главврачу:
- Спрячьте.
Краем глаза он заметил, как ключик исчез в больничном халате Семенова.
Я, молча, показал главврачу следовать за собой. Обойдя здание больницы, мы увидели мой «Опель», в одиночестве стоявший на стоянке. Я был уверен, что мои противники не упустят шансов вывести меня из строя. Поэтому я тщательно, сантиметр за сантиметром, исследовал всю поверхность автомобиля, как внутри, так и снаружи. Не найдя ничего необычного, я предложил Семенова сесть в кресло, рядом с водительским.
- К чему такие предосторожности? – поинтересовался Аркадий Петрович, когда мы выехали с больничного двора. – За вами, что, следят?
Я неопределенно пожал плечами. Даже если я и знал, что он прав, я все равно вряд ли сказал ему правду. Слишком неравная велась война.
- Куда мы едем? – вновь нарушил молчание Семенов.
- В одно интереснейшее место, - загадочно сказал я, но добавил: - Прежде чем мы приедем туда, я хочу вас спросить, вы ли руководили погрузкой тех препаратов, что временно хранились на складе?
- Я, - без замедления ответил он, погладив подбородок. – А какое это имеет значение?
- Самое прямое, - пояснил я. – Вы говорили об этом кому-нибудь в милиции?
- Меня же никто не спрашивал, - с легким упреком за не проявление сообразительности напомнил доктор. – Вы – первый.
- Это хорошо, - кивнул я. – Так, как они узнали про таблетки? Неужто Крученков доложил им?
- Я так не думаю, - покачал головой главврач. – Они сказали, что все знают про те таблетки.
- Но про их погрузку ничего не знали? – изумленно спросил я.
- Про нее они не говорили ничего.
- А вы не уточняли?
Снова укоряющий взгляд со стороны Семенова.
- Конечно, нет.
- А, что, эта история так подойдет к уголовному делу?
- Я не знаю.
- Подождите минутку, - я достал сотовый телефон и набрал номер Кирилла. – Кирилл? Привет. Ты расспросил Татьяну?.. Хорошо… Спроси ее, не рассказывала ли она кому-нибудь, куда делись таблетки со склада больницы… Нет? А она точно уверена?.. Ну, ладно, до встречи… - и уже обращаясь к Аркадию Петровичу: - Татьяна Чернобурова никому не говорила про погрузку… Остается только один вариант… Но это мы сейчас проверим.
Я завернул в жилой квартал и припарковал «Опель» у самого въезда в жилую зону.
- Пойдемте.
Я быстро зашагал во внутрь двора, ища глазами вывеску «Грузовые перевозки». Наконец, найдя то, что искал, я обернулся к догоняющему меня Семенову:
- Здесь вы арендовали грузовик?
Взглянув сначала на вывеску, потом на меня, он пояснил:
- Я же только руководил погрузкой, и больше ничего.
- Ясно, - хмуро хмыкнул я и вошел в темный подъезд.
Следуя указателям, развешанным каждые три метра, я поднялся на второй этаж и постучался в дверь с красочной вывеской с изображением длинного красно-синего трейлера «Грузовые перевозки». Я подождал, пока главврач догонит меня и, постучав в дверь, вошел во внутрь.
Приемная комната была, по сути, когда-то довольно просторной комнатой до того момента, когда сюда не въехала компания по грузовым перевозкам. По обе стороны от окна стояли два стола с той и с другой стороны, а возле самого окна, втиснутый между сейфом и тумбочкой с «Тефалем» втиснули еще один стол, за которым сидел мужчина лет сорока с лысеющей головой и мешками под глазами от усталости. Между каждыми из двух столов были помещены пыльные бюро, заполненные до верху какими-то плакатами и папками с делами. На всем был виден отпечаток кочевой жизни из офиса в офис, но все работники, похоже, давно к этому привыкли.
- Добрый вечер, - улыбнулся я, но на меня никто внимания не обратил. Все как занимались своими делами, так и продолжали заниматься. – Добрый вечер. – Повысил на тон я голос.
Наконец, тот мужчина, седевший у окна, поднял на меня и безучастным голосом спросил:
- Я могу чем-нибудь помочь?
Мы подошли к нему на такое расстояние, на которое позволял царивший в офисе беспорядок.
- Я хотел арендовать у вас грузовик, - сказал я. – И как можно скорее.
- Сейчас посмотрим, что можно сделать, - устало пробормотал мужчина и начал копаться в стопках каких-то бумаг. – На какое время вам, примерно, нужен грузовик?
Я небрежно ляпнул:
- Часа на три, я думаю.
- Простите, но у нас ничего подходящего для вас нет. А почему именно грузовик? Переезжать собираетесь?
- Не совсем, - ответил я, бросив взгляд на безучастного Семенова, с интересом рассматривавшего обстановку. – Мне нужно перевезти большую партию коробок, которые вряд ли поместятся в легковой машине.
- Что-то у вас ажиотаж какой-то с большими перевозками.
Я удивленно посмотрел на него:
- В каком смысле?
- А-а-а… - протянул мужчина, выравнивая стопку бумаг. – Вы уже третий клиент, требующий для перевозки больших количества коробок. И никто, странно даже, не говорит, что машины нужны для перевозки мебели, к примеру. Все какие-то коробки возят.
- А кто были те два клиента? – заподозрил я. – Может, это музей что-то перевозил… Мало ли…
- Не. Не музей, это точно, - сказал мужчина, протерев платком лысину. – Первый раз был один такой представительный мужчина. Неразговорчивый такой, во всем черном. Я грешным делом подумал, что он имел какое-то отношение к тем слоям общества. Понимаете?
- Авторитет, что ли? – спросил я.
- Ну, да… Уж сильно на них похож был. И вот сегодня был такой же. Тоже в черном. Только этот вроде бы отличался от первого. Не знаю, даже, чем, но отличался. Обращением, что ли?
- И что, он тоже арендовал грузовик? – чувствуя сухость во рту, спросил я, надеясь, что моя догадка не подтвердится.
- Да, арендовал. До завтрашнего дня. Сказал, что надо перевезти коробки за город. Сказал, что коробки с мусором. А я подумал, чего они арендуют машину, которая стоит-то по часовому графику, вместо того, чтобы вывезти на свалку, или сжечь, в конце концов. Но это не мое дело. Не дело вмешиваться в дела наших клиентов. А-то еще неприятности наживешь.
- Простите, не могли бы вы показать мне оставшиеся машины? – спросил я, многозначительно взглянув на Семенова. Доктор, поймав мой взгляд, едва заметно кивнул. – Может, сумеем что-либо подходящее найти.
- Конечно, пройдемте, - согласился мужчина и вышел из комнаты, не обратив внимания на второго мужчину, так и оставшегося стоять перед столом. – Прошу сюда.
Через десять минут, сидя в машине, я спросил главврача:
- Что-нибудь интересное нашел?
- Нашел, - кивнул, улыбаясь, доктор. – Телефон нанимателя грузовика для больницы и сегодняшнего нанимателя – один и тот же.
- Прекрасно, - улыбнулся я и завел мотор. – Думаю, Кирилла он заинтересует.
Возле дома Татьяны Чернобуровой стоял милицейский «УАЗ». Сумерки уже начали сгущаться над городом, и его немного призрачный силуэт наводил ощущение какой-то неведомой мощи, которой еще с самого основания, были лишены наши правоохранительные органы.
- Вы побудете здесь или пойдете к Татьяне со мной? – спросил я, открыв водительскую дверь.
- Пойду, - сказал главврач и вслед за мной вышел из «Опеля».
В коридоре со скучающим видом стоял, прислонившись спиной к стене, постовой сержант и ковырял зубочисткой в зубах. Завидев меня, он вынул зубочистку изо рта и спросил:
- Граждане, вы к кому?
- К младшему лейтенанту Кротовскому. Он ждет нас.
- Проходите, - махнул рукой дежуривший сержант. – Второй этаж, 11 квартира.
- Спасибо, - бросил напоследок я, а сам, с сожалением подумал, что, если охрана также беспечно будет относится ко всем посетителям подъезда, то затея наша по охране Татьяны Чернобуровой окажется бесполезной.
Дверь в квартиру была не заперта. Мягко закрыв за собой дверь, мы прошли в комнату, откуда слышались голоса.
В гостиной находились три человека – Татьяна, стоявшая возле старомодной стенки, в которой сочетались и гардероб, и сервант и книжный шкафчик, Кирилл, сидевший на диване и мирно попивавший кофе с конфетами. Совсем еще молодой милиционер, наверняка, приставленный к какому-нибудь прапорщику предпенсионного возраста, и выделенного по просьбе начальства, подозрительно скосил на нас глаза, дал знать старшему по званию офицеру:
- Товарищ младший лейтенант…
Кирилл бросил взгляд сначала на рядового, потом на нас и улыбнулся:
- А вот и вы. Быстро добрались.
- На своей машине удобнее, нежели на общественном транспорте, - усмехнулся я. – Здравствуйте, Татьяна.
- Здравствуйте, - в свою очередь поздоровался главврач больницы.
- Кирилл, можно тебя на два слова? – повел головой я в сторону коридора.
- Конечно, - не к кому, собственно, не обращаясь, сказал Кирилл, и вышел вслед за мной в коридор. – Что у тебя?
- Ты можешь «пробить» вот этот номер? – сказал я, протянув номер телефона, переписанный из книги учета компании по грузоперевозкам. – Я почти уверен, что это – номер телефона кого-нибудь из банды Игната.
- Где ты его достал? – подозрительным тоном спросил младший лейтенант. – Ты выкрал его, да?
- Ну, что ты, нет, конечно, - хитро улыбнулся я. – Мне его сами дали в конторе.
- Ох, и жук же ты, Ричард, - покачал головой офицер, но клочок бумаги все-таки взял. – Сейчас позвоню в управление, спрошу, что можно сделать. Но на многое не рассчитывай.
- Ты настоящий друг, - ухмыльнулся я и прошел обратно в гостиную.
Доктор сидел на диване, рядом с тем местом, где раньше пил кофе Кирилл. В комнате ощущалось вязкое замешательство, словно только что закончился разговор, а тема для другого еще не была придумана.
- Кирилл просил вас рассказать про действие этого препарата, Татьяна? – поинтересовался я, посмотрев на медсестру.
- Да, говорил, - нахмурилась медсестра. – Но из его вопросов я не очень точно поняла, зачем ему это понадобилось.
- Про это говорить пока не время, - сказал я. – Поверьте, как только милиция сочтет нужным разглашать такие сведения, то вы все узнаете.
- Я так понимаю, что эти сведения – пока тайна следствия? – осведомилась медсестра.
- Можно сказать и так, - кивнул я. – Так вы не повторите это еще раз? Если это вас, конечно, не затруднит.
Она смерила меня странным взглядом, и я вдруг вспомнил, что она считает меня чуть ли не убийцей ее жениха. Но и мне моя профессия «убийцы» претила. Так что мы, казалось, квиты.
Наконец, тяжело вздохнув, Татьяна начала:
- В первую очередь хочу обратить  внимание на то, что амоксициллин является антибиотиком широкого спектра действия. Амоксициллин признан одним из лучших бактерицидных препаратов. Попадая в организм человека, данный антибиотик оказывает губительное воздействие, как на грамположительные, так и на грамотрицательные микроорганизмы. Амоксициллин очень быстро всасывается из желудочно-кишечного тракта, что также немаловажно.  Данный препарат  используется для лечения, как взрослых, так и детей.
- Какие заболевания с помощью него лечатся?
- Так как «Амоксициллин» является антибиотиком, то он часто назначается при лечении инфекционных заболеваний респираторных путей и органов желудочно-кишечного тракта. Без его помощи не обойтись и в борьбе с воспалительными либо инфекционными процессами органов мочеполовой системы. Наличие инфекций кожного покрова либо мягких тканей также предусматривает использование амоксициллина.
- Ну, а как с побочным действием? – спросил я, до сих пор не услышав ни одного настоящего довода в пользу моей версии. – Вызывает ли он побочные эффекты?
- Как и все другие антибиотики амоксициллин может вызвать целый ряд побочных действий. Чаще всего побочные эффекты дают о себе знать со стороны желудочно-кишечного тракта и мочевыводящей системы. К данным эффектам можно причислить диспепсию…
- Что? – не понял я.
- Проще говоря, расстройство желудка, - пояснил Аркадий Петрович, внимательно слушавший объяснения Татьяны. – Колики, рези и т.д.
- Понятно, - кивнул я. – Продолжайте.
- Также возможно изменение стула, болевые ощущения в области живота, нефриты, а также зуд в области ануса. Нередко встречается и тромбоцитопения. Иногда у больного отмечаются и такие аллергические реакции как: сыпь, зуд и отек.
Татьяна остановилась, так как в этот момент в комнату вошел Кирилл и показал мне большой палец. Я, растолковавший, что все идет удачно, ободряюще улыбнулся в ответ. Кирилл присел в кресло, положив локти на колени.
- Дальше, - кивнул я.
- Чтобы не допустить развития побочных эффектов каждый уважающий себя врач  должен помнить о том, что амоксициллин имеет и некоторые противопоказания к применению. К примеру, его нельзя применять при наличии бронхиальной астмы. Также от его использования стоит отказаться и в том случае, если у пациента была отмечена повышенная чувствительность к его компонентам. Лейкемоидные реакции лимфатического типа также являются противопоказанием к применению амоксициллина. Не факт, что  удастся полностью избежать побочных эффектов амоксициллина, но попытаться снизить риск их развития до минимума все же можно. Для этого приобретите специальные БАД (биологически активные добавки) и применяйте их наряду с данным препаратом.
Я лихорадочно соображал, какими из перечисленных заболеваний переболели все умершие люди.
- А какие еще есть противопоказания?
- Например, нужно осторожно применять при поллинозе – это аллергия на цветочную пыльцу, и, что довольно редко встречается, при заболеваниях ЖКТ в анамнезе (особенно колит, связанный с применением антибиотиков).
- Чем-нибудь подобным страдали ваша сестра и жених? – уточнил я.
Ее лицо еще больше помрачнело, когда она начала догадываться о причине этого разговора.
- У Любы уже несколько лет был гастрит. С ее-то работой еще и не такое могла подцепить.
- А у вашего жениха, как я помню, была бронхиальная астма, - закончил за нее я, видя, как по лицу пробежала тень понимания. – Я думаю, вы уже догадались, почему мы завели этот разговор.
- Вы предполагаете, что Вася и Люба умерли от этих таблеток? – очень тихо спросила она меня, бросая почти что обреченные взгляды то на меня, то на Кирилла, поднявшего глаза на Татьяну. – Что их убили этими таблетками, да?
- Мы так предполагаем, - кивнул я, избегая ее взгляда.
- О, Боже! – отчаянно воскликнула девушка, схватив себя за голову. – Что же я наделала, Господи?..
И она упала на колени, закрыв лицо руками. По ее щекам ручьями текли слезы, хотя рыданий было не слышно.
Молча стоявший милиционер, бросил неуверенный взгляд на Кирилла, словно спрашивая, что ему делать. Но Кирилл тоже не смотрел в ту сторону, будто боялся увидеть гневный упрек за то, что раньше не догадался до разгадки. Я же, наоборот, встал и, подойдя к рыдающей сестре убитой девушки, присел на корточки.
- Не убивайтесь так, Таня, - вздохнул я, обняв девушку за плечи. Рыдания стали чуть тише. – Вы не виноваты так, как я. Ведь это я вел то такси, когда у вашего жениха начался приступ астмы. Я его тогда перепутал с храпом…
Татьяна отняла руки от заплаканного лица и посмотрела на меня.
- Вы тут ни при чем, - твердо сказала она, вытирая слезы тыльной стороной ладони. – Это я…виновата… Я же видела эти таблетки у него… И я приносила ему их со склада… И я не догадалась посмотреть, что это за таблетки!
Она встала и пробормотала гостям:
- Простите, я сейчас приду. Я…в ванную.
Я пытался было пойти за ней, но она, обернувшись, обнадежила:
- Нет, я не пошла травиться и резать себе вены. Ничего подобного. Там у меня стоит настойка валерианы. Я даже оставлю дверь открытой, чтобы вы не сомневались.
Когда она вышла из комнаты, я обернулся к Кириллу:
- Получилось?
Кирилл несколько секунд молча смотрел на меня, вспоминая, о чем я его спрашиваю, и, наконец, сказал:
- Я дал указание идентифицировать номера по адресату, и они сказали, что через час будет готово.
- Прекрасно, - кивнул я. – Слушай, Кирилл, ты останешься здесь еще на какое-то время?.. Хорошо… Нет, вы останетесь здесь, - сказал я Семенову, поскольку тот поднялся с дивана, готовый пойти со мной. – Будет лучше, чтобы и вы находились под охраной. Кирилл, можно тебя?..
Мы вышли на лестничную площадку, где не было ни души.
- Я сейчас еду к Наталье Павловне, жене Смердина, - пояснил я и посмотрел на часы: без двадцати восемь. – Надеюсь, она еще не отдыхает. Как только что-нибудь узнаешь от экспертов, сразу же звони мне. Хорошо?
- Ладно, - кивнул младший лейтенант. – Слушай, Ричард, вся картинка уже собрана, так что можно уже арестовывать и Лерасову, и Игната. Может, пора?
- Еще не время, - покачал головой я. – Мне кажется, что в этой складной картинке одной детали не хватает…
- Какой детали? Этой идентификации номера?
- Нет, Кирилл, не идентификации. Здесь не хватает одного – главного мотива. Все эти убийства имеют свои, мелкие мотивы. За этими убийствами стоит кто-то более жестокий и жадный до власти, чем жена бизнесмена Лерасова.
- Но кто это?
- А вот этого я, пока, не знаю, но собираюсь выяснить…у Натальи Павловны.
- Откуда она может знать?
- Я не знаю, я только предполагаю, Кирилл, - сказал я, спускаясь с лестницы. – Не хватает фактов.
- Ричард! – остановил меня друг, когда я уже преодолел один марш.
- Что?
- Будь осторожен.
Я невесело усмехнулся:
- Постараюсь.
И, сбежав с лестницы, я прошел мимо так и стоявшего возле стены сержанта, все еще ковырявшего зубочисткой в зубах. Я подмигнул парню и сказал:
- Смотри не проспи погоны старшего сержанта.
И ухмыльнулся, заметив недоуменное лицо постового.
На улицу уже успели упасть прохладные июльские сумерки, столько раз служившие многочисленным ворам и домушникам самым надежным убежищем.
И я, как ни странно, намеревался ими воспользоваться.

Все медицинские термины и противопоказания я согласовывала, будь уверена! Но, по видимому, чувствуется, что это с медицинской точки зрения, хоть более-менее понятно! Ты права, развязка близка, не зря же уже 17 серия...

Глава восемнадцатая.

В окнах дома на улице Достоевского ярко горел свет, но ни музыки, ни звука телевизора не было слышно. Да и вряд ли Наталья Павловна, спустя два месяца после смерти мужа, стала предаваться каким-то развлечениям.
Я закрыл «Опель» и взошел на крыльцо, где столько раз поджидал, пока Антон Сергеевич выйдет из дома. Совладав с желанием боязливо оглянуться через плечо,  я нажал на кнопку домофона.
Несколько секунд никто мне не отвечал, и я уж подумал, что приехал поздно,  и хотел было уже вернуться к машине, как настороженный голос вдовы Смердиной вывел меня из задумчивости:
- Кто там?
- Это Ричард. Ричард Тополев.
- О, Ричард! – с большим облегчением воскликнула хозяйка. – Проходи, пожалуйста.
Я прошел через обширный и тщательно ухоженный двор, поднялся на крыльцо и потянул на себя ручку. Испытывая какое-то непонятное волнение, я остановился в холле, не решаясь пройти на кухню, где хлопотала хозяйка.
- Ричард? – крикнула Наталья Павловна из глубины кухни. – Проходи в гостиную, дорогой.
Разувшись, я неслышно прошел в гостиную, где состоялся памятный разговор со своим бывшим шефом, и где предстоял такой же нелегкий разговор на этот раз с его вдовой. Окинув взглядом комнату, я с удивлением обнаружил, что здесь почти ничего не изменилось – только на подоконниках добавилось экзотических комнатных растений.
Я остановился возле окна, выходящего как раз на подъездную дорогу, где стоял мой «Опель». Заложив руки за спину и сжав запястье левой руки правой, я думал о том разговоре, что был между мной и моим бывшим шефом тем поздним вечером за бутылкой коньяка…
«    - Ты, наверное, понял, что запоминать лица и привычки людей я тебе заставил не просто так…»
Распространялось ли это наблюдение на тот момент, когда его не будет среди нас?..
« - У меня для этого была особая цель… Все дело лишь в том, что я хочу узнать, есть ли в них хоть какой-нибудь подвох… Ведь не могут же они быть все беленькими и пушистенькими!..»
Какое странное сочетание – «все дело лишь в том…». Что он хотел этим сказать?..
« - Я б тебе объяснил, но еще не время…»
Когда оно наступит, это время? И наступит ли вообще?..
- Извини, Ричард, что я заставила ждать тебя, - я даже вздрогнул от неожиданности, так неслышно Наталья Павловна оказалась в гостиной. – Надеюсь, я не заставила тебя долго ждать?
- Ну, что вы, Наталья Павловна! – улыбнулся я, повернувшись к ней спиной. – Вы выглядите уставшей…
И это было только часть правды. Как помнил я из своего последнего визита, волосы супруги Смердина, прежде, покрашенные в каштановый цвет, сейчас тускло поблескивали в неярком свете настенных бра. Седые волосы, появившееся на висках, тоже раньше были не замечаемы мной, хотя я не мог назвать себя ненаблюдательным. И на самой внешности хозяйки квартиры лежал какой-то незримый отпечаток тех страданий и мучений, которые вдова вынуждена была перенести после смерти любимого и обожаемого мужа.
- Пустяки, дорогой, - устало откликнулась женщина, поправляя выбившую прядь из под ободка. – Ты тоже выглядишь слишком измотанным.
- Что ж поделать, работа такая, - пожал плечами я. – Вам здесь…теперь…не одиноко?
Глаза женщины наполнились неподдельной грустью, едва замаячил на горизонте разговор о ее муже.
- Вообще-то, нет, но…иногда…когда становится совсем тоскливо…я представляю,…как бы успокоил меня Антоша… Присел бы рядом со мной…положил руку на плечи…и стал вспоминать…нашу свадьбу…и….прежнюю…жизнь…
Я подошел к измученной горем и тоской по мужу женщине и приобнял за плечи. Легонько прижав к себе, я тихо проговорил:
- Весь этот кошмар скоро кончится.
Она отодвинулась от меня и теперь смотрела удивленными и все же все еще надеющимися глазами. Нежелание поверить в услышанное боролось с чувством скорого избавления от этого невыдуманного кошмара, слитого в одну черную полосу ее жизни.
- Ты…что-то…знаешь? – тихо проговорила вдова. – О смерти Антона?
Я вздохнул и легонько тронул ее за плечо по направлению к креслу. Правильно истолковав мое намерение, Наталья Павловна села в кресло, не сводя с меня усталых, но заинтересованных глаз.
В отличие от нее, сейчас я не мог спокойно сидеть на одном месте. Желание поскорее разобраться во всей этой непонятной истории, сопряженное с моей моральной и физической усталостью, не давали мне покоя. Поэтому я, сложив руки за спиной, стал прохаживаться по гостиной.
- Наталья Павловна, вы помните, когда Антон Сергеевич пригласил меня на ваш семейный праздник? – издалека начал я. – В тот вечер он сказал мне важные слова: «У меня для этого была особая цель… Все дело лишь в том, что я хочу узнать, есть ли в них хоть какой-нибудь подвох… Ведь не могут же они быть все беленькими и пушистенькими!..» Тогда я не понял весь смысл его слов, но теперь, кажется, начинаю догадываться.
Он никогда не рассказывал вам про ту неприятную историю исчезновения денег, когда он только развивал свое дело? – продолжил я. – В тот вечер он рассказал мне не всю, но часть правды, умолчав о том, что тот самый психолог компании снова хочет навредить карьерному росту Антона Сергеевича. Я сам, сначала, не верил в эту версию сполна, пока сегодня мне не представился реальный факт причастности ко всем этим преступлениям того психолога…
- Но, кто это?
- Как ни странно, но я не знаю, - сознался я. – Я надеялся, что вы мне поможете опознать его.  Похоже, что я напал на его след.
- Правда? – неподдельная радость озарил лицо хозяйки квартиры. – И как тебе это удалось?
Я рассказал, как мы побывали в компании по грузоперевозкам, и как нашли сотовый номер телефона.
- Но, Ричард, прости меня за глупость, почему ты пошел в эту компанию?
Я улыбнулся и начал рассказывать с самого начала, с тех пор, как впервые повстречал Кирилла. Стараясь выражаться яснее, я тщательно описал, какое сходство существует между этими тремя убийствами. Теперь-то я точно знал, что эти три смерти – убийства, и, причем, хитроумные.
- Так, значит, Антошу все-таки убили… - Печально подтвердила мою догадку Наталья Павловна. – Но из-за чего? Не может быть, чтобы из-за денег! Для простого убийства так тайно не поставляют таблетки на склад больницы, тем более, что они не прошли проверку!
- Я тоже так думаю, - сказал я. – Но вот, в чем проблема – в милиции мне могут не поверить этой версии, потому что в ней…слишком мало фактов.
Я не сказал вдове Смердина, что в милиции, скорее всего, есть «крот», в лице того американо-русского агента ФБР. Во-первых, потому, чтобы совсем не представить ей ситуацию в безнадежных красках, а, во-вторых, потому, что не совсем был уверен в правильности моего суждения.
- Вы не помните никого из партнеров или бывших партнеров по бизнесу, носящих похожие фамилии, как у погибших?
- Вряд ли я тебе смогу помочь, - тяжело вздохнула женщина. – Я его клиентов, ни его конкурентов никогда не могла запомнить. Даже того психолога, и того не помню…
- Имя Алексея Дорожникова ничего вам не говорит?
- Того юноши, который хотел обокрасть меня и Антошу? – вспомнила из моего рассказа Наталья Павловна. – Нет,  про ничего не знаю, кроме того, что он был водителем Антона.
- Он никогда не звонил при вас кому-нибудь, кто называл его «шефом» или «хозяином»?
Я снова подумал, что ответ будет отрицательным, но ошибся.
- А вот один такой странный разговор я слышала, - посмотрев за окно, за которым уже накрыла покрывалом ночь. – Знаешь, в первую неделю, как этот молодой человек начал работать у Антоши, я убиралась в нашей спальне, и вдруг услышала, что под окном этот юноша с кем-то говорит по телефону. Я чуть приоткрыла створку окна, и услышала его разговор. Он сказал, что еще не время, что надо подождать, пока он, водитель, войдет в доверие к этому банкиру, так он назвал Антона. Он сказал, что, как только будет подходящий момент, то он сразу же позвонит. И в конце добавил, что все будет сделано «без сучка, без задоринки, шеф».
- И больше не звонил?
- Нет, по крайней мере, я больше не слышала.
- А вы рассказали про разговор Антону Сергеевичу?
- Конечно, - кивнула Наталья Павловна. – С того момента Антоша пытался не спускать с него глаз.
- Почему тогда Антон Сергеевич не подал заявление в милицию?
- Думаю, по той же причине, что и ты, - улыбнулась женщина. – Он не доверял милиции уже тогда.
Что ж, может, это и не было ошибкой Смердина, подумал я.
- Но он продолжал наблюдать за этим водителем даже тогда, когда уволил его. Я пару раз заставала его в своем кабинете, когда он просматривал какие-то газетные вырезки.
- Газетные вырезки? – переспросил я. – А вы не видели их?
- Нет, - покачала головой женщина. – Они до сих пор заперты в рабочем столе Антона. Если хочешь, я могу показать тебе их.
Я кивнул и последовал на второй этаж вслед за хозяйкой. Мы очутились в шикарном кабинете, сплошь из красного дерева, вплоть до статуэток в застекленных шкафчиках. Невольно охнув от восхищения и удивления, я последовал к столу с запирающимися ящичками  и стал наблюдать, как Наталья Павловна отодвинула потайную статуэтку и внизу, под крышкой стола, мягко щелкнув, открылся потайной ящичек и из него на ладонь вдовы упал миниатюрный ключик.
Передав мне маленький ключик, Наталья Павловна зашагала к двери.
- Подождите, Наталья Павловна! – остановил ее я, когда она уже держалась за ручку двери. – Но, может, вы тоже хотите посмотреть, что же в этом ящичке?
- Спасибо, дорогой, но я лучше пойду, приготовлю тебе кофе. Я при жизни Антоши никогда не вмешивалась в его дела, и после его смерти не собираюсь это делать.
И она, закрыв за собой дверь, оставила меня стоять возле стола с гнетущим чувством вины.
Я перевел взгляд с закрывшейся двери на ящичек стола, где, наверное, находились все разгадки этой бессмысленной и кровожадной детективной истории. Преодолев чувство, что я хочу нарушить все договоренности между мной и умершим бизнесменом, я вставил ключик в скважину и два раза повернул его. Ящичек, открывшись, едва заметно скрипнул.
Все еще испытывая неловкость, я отодвинул ящичек и увидел газетные вырезки, аккуратно сложенные в стопку. Я достал пачку явных доказательств и почувствовал, как дрожат пальцы. Я отыскал глазами стул на колесиках, пододвинул его к себе и, усевшись, пододвинул к себе вырезки.
Верхняя вырезка гласила:
«Негласный договор между водителем и бизнесменом».
Успешный предприниматель заставил замолчать своего бывшего водителя с помощью денег с обоюдного согласия.
Как стало известно нашему корреспонденту, молодой и успешный предприниматель в сфере инвестирования заключил со своим бывшим водителем негласный договор по неизвестному вопросу. Как нам стало позже известно, ныне уволенный водитель попытался обанкротить бизнесмена, когда узнал, что жена уважаемого бизнесмена замешана в каких-то темных махинациях. Его жена, однако, признала наши сведения «обычными беспочвенными слухами», добавив, что «занимается частной легальной фармацевтической деятельностью».
Попытка переговорить наедине с каждым участником этого конфликта ни к каким существенным результатам не привела. К примеру, на вопрос о причине «сделки» бизнесмен ответил, что это было «всего лишь нелепое недоразумение», в то время, как его жена заявила, что «вообще не в курсе этих выдуманных событий». Бывший же водитель предпринимателя предпочел нужным скрыться в неизвестном направлении, до выяснения обстоятельств».
Ниже шел список корреспондентов, участвовавших в составлении этого материала.
Я два раза перечитал заметку, пытаясь уловить какой-то иной, подозрительный смысл, но кроме того, что «жена уважаемого бизнесмена замешана в каких-то темных махинациях», ничего не смог уловить.
Неужели она уже тогда действовала по приказам неведомого убийцы?
Я отложил в сторону листок и кинул взгляд на заголовок следующего из колонки «Правопорядок»:
«Потерянный сотовый телефон нашел своего владельца».
Найденный в парке сотовый телефон «Nokia-2707» на прошлой неделе охранниками правопорядка вновь обрел своего владельца. Телефон, обнаруженный сотрудником милиции ефрейтором Хоботовым, зарегистрирован на имя Дорожникова Алексея Степановича, уроженца города Тольятти 1973 года рождения.
Гражданин Дорожников ранее был судим по части 1, статьи 158, за что получил три года в колонии общего режима. По одной версии, Дорожников поздно вечером, примерно в 23.30., возвращался к себе домой через парк, где и потерял свой мобильный телефон. Многократные звонки на домашний адрес Дорожникова ничего не дали. Надеемся, владелец скоро обретет свою пропажу по телефону 02 или по адресу ул. 1 мая, дом 67, где находится центральное отделение милиции».
В голове всплыла полузабытая фраза, сказанная официантом: «Просто после того, как он перешел к Лерасову, он поменял телефон и симку. Видимо, хозяину не резон было оставлять такие видимые «нити» к нему…»
По-видимому, мои суждения и суждения Антона Сергеевича шли по одной линии.
Я просмотрел несколько других вырезок, говоривших о тайный замыслах или причастности Дорожникова к тем или иным преступлениям, все больше и больше убеждаясь, что за всеми эти, казалось, «невинными», проступками, стоял кто-то более серьезный, кто-то, кто способен был контролировать ситуацию на несколько десятков шагов вперед…
Останавливаясь через каждые несколько вырезок, я замечал, что некоторые газетные статьи были без упоминания имен жертв либо злоумышленников, но все равно, по какому-то шестому чувству, Смердин догадывался, как догадывался и я, о ком идет речь.
«- Мы так и не договорили, насчет…тех особых обстоятельств…
- Пойми, сейчас не место и не время…»
А сейчас время и место? – в отчаянии подумал я и перелистал еще несколько страниц.
Заголовок газетной статьи гласил:
«Появление новой экономической организации на международной арене»
Для стран-основателей этой новой экономической организации 1 мая будет отмечается не только как день Труда, но и как день возникновения Организации Черноморского экономического сотрудничества (ОЧЭС).
В число стран-основателей входят 12 стран-участниц: Азербайджан, Албания, Армения, Болгария, Греция, Грузия, Молдова, Россия, Румыния, Сербия, Турция, Украина. Особенностью ОЧЭС в сравнении с другими субрегиональными организациями является то, что в отличие от них уже в Декларации о создании организации во главу угла предстоящей деятельности было поставлено не торговое, а производственное сотрудничество. Это нашло свое выражение в отраслевом подходе к решению общих экономических проблем региона.
В соответствии с Уставом страны-участницы ОЧЭС осуществляют сотрудничество между собой в следующих областях:
торговля и экономическое развитие;
банковское дело и финансы;
связь;
энергетика;
транспорт;
сельское хозяйство и агропромышленность;
здравоохранение и фармацевтика;
охрана окружающей среды;
туризм; наука и техника;
обмен статистическими данными и экономическая информация;
сотрудничество между таможенными и другими пограничными органами;
контакты между людьми;
борьба с организованной преступностью, незаконным оборотом наркотиков, оружия и радиоактивных материалов, всеми актами терроризма и незаконной миграцией.
Организация Черноморского Экономического Сотрудничества, в свою очередь, имеет статус наблюдателя в ООН. Для организации был создан статус страны-наблюдателя. Такими странами являются Австрия, Белоруссия, Германия, Египет, Израиль, Италия, Польша, Словакия, США, Тунис, Франция, Хорватия, Чехия, Конференция Европейской энергетической хартии.  Статуса наблюдателя 28 октября 2005 года были удостоены Белоруссия и Соединенные штаты Америки.
Одна из задач ОЧЭС состоит в создании зоны свободной торговли на территории стран-участниц, что может быть осуществлено в русле общего направления формирования европейского экономического пространства. Принимая во внимание юридические обязательства некоторых стран-участниц ОЧЭС перед ЕС и желание большинства остальных стать полноправными членами Евросоюза, любое конструктивное действие по созданию зоны свободной торговли в Черноморском регионе становится возможным только в рамках диалога ОЧЭС-ЕС.
Страны-участницы ОЧЭС работают над совместными проектами по объединению национальных энергосистем в единое Черноморское кольцо, развитию и интеграции региональных транспортных коридоров в общемировую транспортную систему. В стадии разработки находится программа охраны окружающей среды региона Черного моря.
Одним из направлений деятельности ОЧЭС является финансирование проектов, разрабатываемых в странах-участницах. Этими вопросами занимается функционирующий с 1999г. в Салониках Черноморский банк торговли и развития (ЧБТР). Крупнейшими акционерами банка являются Греция, Турция и Россия».
Мой взгляд словно приковало к областям сотрудничества: банковское дело и финансы; здравоохранение и фармацевтика; сельское хозяйство и агропромышленность.
В моих руках лежало доказательство виновности того хитроумного «психолога» в жестоких, умышленных, но «невинных» для милиции преступлениях. Я перевел взгляд на фотографию всех членов – как участников, так и наблюдателей – организации экономического сотрудничества.
Около тридцати безупречно одетых мужчин стояли в три ряда, улыбаясь в объектив безоблачными улыбками. Но кто знал, что скрывалось за какой-нибудь одной из этих улыбок?
Я, прищурившись, напряженно вглядывался в незнакомые мне лица. На первом плане, разумеется, были, согласно подписи, члены стран-участниц, на втором и третьем – члены стран-наблюдателей. Мой взгляд перебегал от албанского принца, одетого в некое подобие чалмы на турецкого султана, недовольно сморщившего лицо. Ни одного знакомого лица… Никакой зацепки, от которой я мог бы оттолкнуться…
Дыхание резко перехватило.
Я судорожно схватился за горло и с трудом поборол судорогу. Боясь утвердиться в мимолетном, но – я был уверен – верном воспоминании, я снова посмотрел на человека в третьем ряду.
Я словно провалился в свое прошлое, так старательно схороненное в закоулках моей памяти.
Он не мог там быть…
Но откуда ты знаешь? – говорил мне голос рассудка.
Я уверен, что этого не могло быть…
Но я ошибался.
Никогда уверенность в правильности моего решения не вызывало у меня такого сожаления…

Глава девятнадцатая.

Я положил остальные вырезки обратно в выдвижной ящик, спрятал ключик  в свое потайное место, в последний раз взглянул на зажатую в руке статью про ЧОЭС. Все члены организации сдержанно улыбались в фотокамеры, не подавая ни одного намека на то, что, может быть, в глубинах мозга таится коварный план расплаты над выбранными жертвами.
Я снова подавил судорогу омерзения и неожиданности и двинулся к двери кабинета. Но, положив руку на дверную ручку, я понял, что так просто мне не выйти из места моего мысленного заключения. Секунды текли, как часы, а я не мог понять, почему именно меня Смердин выбрал на эту должность добровольного судьи.
« - У меня для этого была особая цель…»
- Теперь мне ясно, какая у вас была цель, Антон Сергеевич, - прошептал я самому себе. – Ясно, почему вы в тот вечер сказали «сейчас не место и не время». Неужели вы знали, что скоро умрете? Что вы еще успели предугадать?
Ответа не было, да и вряд ли когда-нибудь я его получу. Зачем мне все это надо? Зачем искать правды в этот несправедливом жестоком мире? Затем, чтобы…
Я сглотнул комок, не решившись даже произнести свою мысль в себе.
- А ты трус, Ричард, - тихо сказал я пустой комнате.
Закрыв глаза, я повернул ручку.
Наталья Павловна была в гостиной, расставляя на столе кофе и бутерброды. Обернувшись на мои шаги, она улыбнулась, и я снова заметил, как сильно она постарела со дня смерти мужа.
Был ли Антон Сергеевич также искренен со своей обожаемой женой, как и со мной?
- Ты как раз к столу, Ричард, - сказала хозяйка и присела рядом с  моим стулом. – Садись.
- Спасибо, - поблагодарил я.
Я сделал шаг по направлению к столу, но вдруг, к своему ужасу, почувствовал, как пол куда-то наклонился. Судорожно схватившись за спинку стула, я зажмурился, и секунды три боялся открыть глаза, не желая провоцировать «штормовую качку». За прошедшие часы со сцены с Игнатом, боль немного приутихла, и я уже почти научился справляться с внезапными приступами боли. Но шок от увиденного на фотографии, наверняка, снизил сопротивляемость организма.
- Ричард, что с тобой? – испугалась Наталья Павловна, подойдя ко мне. – Ты себя плохо чувствуешь, Ричард?
Я отрицательно покачал головой, все еще не открывая глаз. К горлу подступала тошнота с быстротой морского прибоя. Сделав гигантский глоток, я осторожно перевел взгляд на перепуганную хозяйку дома и улыбнулся:
- Все в порядке, Наталья Павловна. Голова просто закружилась.
Но ее пристальный взгляд еще долго не отрывался от меня.
- Наталья Павловна, - неловко начал я. – Антон Сергеевич ничего вам когда-нибудь о бизнесе не говорил?
- Ричард, он много что от меня утаивал. Говорил, что бизнес – это не женское дело. А у него было только два принципа – или знай все, или не знай ничего вообще. Но…
- В чем дело? – заподозрил неладное я.
- Но одно он мне все-таки рассказал, - созналась женщина, перебирая в руках фартук. – Сказал, что, если его не будет…в живых, то я должна буду рассказать все то, что он не рассказал тебе.
- И что же это? – заволновался я.
- Но, я вижу, ты и сам о многом догадался, - улыбнулась Наталья Павловна. – Я только кое-что добавлю. Он не хотел говорить тебе заранее, кем в прошлом был тот «психолог» только потому, что ты бы мог передумать докопаться до правды. Потому что…сделать такое не всякому под силу…
«Это точно…» - почти с отчаянием подумал я и снова почувствовал ком в горле.
- Поэтому-то Антон Сергеевич и выбрал меня? – спросил я, совладав с собой.
- Да, - кивнула вдова. – Он был уверен, что ты будешь не равнодушен к исходу этого дела.
- Он оказался прав, - вынужден был признать я. – Как Антон Сергеевич вышел на меня?
- С помощью Любови Чернобуровой, - подтвердила мои умозаключения женщина. – Люба когда-то страховала «Опель» и обмолвилась словечком, что молодой человек пришел из армии, где служил штабным шофером. Он тогда стал собирать на тебя всю информацию и наткнулся на…вашу семью.
- И тогда Антон Сергеевич понял, что на меня можно положиться?
- Он понял, что тебе можно доверять.
- По той сцене с моим отцом?
- И по ней тоже.
- А в качестве вознаграждения он переписал на меня «Опель»?
Наталья Павловна кивнула, улыбаясь.
Я допил кофе, съел еще один бутерброд и выдал вопрос, который мучил меня все последнее время:
- Но почему вы мне раньше не сказали, что знали весь план Смердина?
Ответ был очевидным, но не таким, какой я рассчитывал услышать:
- Потому что я, как и Антон, разделяю мнение, что это должен сделать только ты.
Самой абсурдной частью своего мозга я надеялся, что ответ меня не разочарует. Я знал, что так полагать, безрассудно, но не мог смириться с мыслью, что два человека – мой начальник и его жена – знали меня лучше меня самого. Я боялся признаться самому себе, какой я на самом деле. Если бы они могли видеть меня получасом раньше, за столом этого злосчастного кабинета, они бы поняли, что я не тот, каким выдавал себя в обществе. И я презирал себя за эту мысль.
- Простите, Наталья Павловна, что прерываю вас, - сказал я, встав из –за стола. – Но можно мне на балкон?
- О, да, конечно, - немного растерялась вдова. – Сейчас я принесу пепельницу.
Я улыбнулся и пересек гостиную, оказавшись на большой, уютной террасе с западной стороны дороги. Прислонившись спиной к статуе греческой богини, функционирующий как маленький фонтанчик, я погрузился в свои мысли.
Странно было осознавать, что Антон Сергеевич использовал мое трудолюбие и наблюдательность, чтобы достичь своих целей. Боль и унижение оттого, что я так плохо разбираюсь в людях, что не смог за три месяца понять, что я – конь на шахматной доске, с помощью которого можно будет поставить шах и мат всемогущему и великому Королю, воплощающему в себе мощь почти что всего городского преступного мира – изъедала меня изнутри, словно ржа.
Я не заметил, как докурил сигарету и зажег новую. Надо было что-то срочно предпринимать, иначе так продолжаться не могло. Бесконечная игра в «кошки-мышки» не может долго продолжаться. Наверняка, и ФБР, и Лерасова, и даже их предводитель знают, сколько я всего узнал. И в данный момент самое главное надо было найти слабые места в их аргументах, составляющих оборону…
Я выбросил в пепельницу в виде морской ракушки окурок, глянул через плечо в гостиную и, вздохнув, направился к Наталье Павловне.
- Наталья Павловна, - твердо начал я, хотя самого раздирали сомнения. – Мне нужно с вами поговорить.
По моему крайне серьезному и встревоженному лицу, хозяйка квартиры поняла, что разговор предстоит важный. Оставив на столе не прибранные чашки и ложки, она присела на край дивана, в напряжении ожидая моих слов.
- Не беспокойтесь вы так, Наталья Павловна, - разрядил ситуацию я, и она, с облегчением выдохнув, глубже села на диван. – Мне нужно знать все, что вам рассказал Антон Сергеевич об этом…деле.
Она, взглянув на меня, печально улыбнулась:
- Все, что я знала, Ричард, я все рассказала. Будь в этом уверен.
Я испытал легкий укол разочарования, хотя уже на террасе догадывался об ее ответе. Но все же я спросил:
- Может быть, есть то, что нужно мне узнать после завершения этого…дела?
Женщина отрицательно покачала головой. Я вглядывался в этот жест без малого секунд десять, но так и не обнаружил какого бы то ни было утаивания. Наконец, смирившись с неизбежным, я кивнул:
- Хорошо. Я уверен, что вам от меня нет смысла что-то утаивать. Но я хочу у вас кое-что спросить. Известно ли вам что-нибудь о предпринимателе Алексее Степановиче Лерасове?
Лицо вдовы нахмурилось.
- Антон когда-то упоминал его имя. Видимо, это был его конкурент, причем очень серьезный, потому что, когда Дорожников попытался обокрасть Антона, то Антон пристроил его водителем к этому Лерасову, чтобы Дорожников был всегда в поле его, Антошиного, поля зрения.
- Ясно, - кивнул я. – Что ж, спасибо за информацию, Наталья Павловна. А сейчас мне нужно идти.
- Ты что собираешься делать? – встревожилась вдова Смердина, когда я встал и направился к выходу.
- Пока – ничего, - ответил я, надевая туфли. – Надо еще только все продумать и распланировать.
- Будь осторожен, Ричард, - попросила женщина меня ласковым, нежным, почти материнским голосом.
Тронутый таким обращение, я шагнул к вдове и заключил ее в объятия, шепнув на ухо:
- Я накажу его, что бы мне это и не стоило. Будьте уверены.
И, не оглядываясь, я дошел до «Опеля» и выехал на дорогу.
Я посмотрел на часы и подумал, будет ли уместным визит к Лерасову в десять часов вечера. И решил сначала позвонить.
Я остановился возле первого попавшегося телефона-автомата, отыскал в потрепанном справочнике нужную страницу, наполовину оборванную, и с облегчением обнаружил, что номер телефона семьи Лерасовых остался цел. Улыбнувшись в темноте, я набрал номер и стал ждать.
Раздумывая, с чего начать разговор, я чуть было не пропустил вопрос рассерженного Лерасова:
- Кто говорит?
- Алексей Степанович?
- Да. С кем я разговариваю?
- Мы не могли бы встретиться? Прямо сейчас?
- Вы в своем уме? Кто назначает встречи поздно вечером?
- К примеру, ваш шеф?
- Какой шеф? Я не понимаю…
- Вот я и объясню, в чем дело.
Молчание, а потом:
- Ладно, я согласен. Где вы хотите встретиться?
Я назвал адрес Татьяны Чернобуровой.
- Хорошо, - помолчав, сказал бизнесмен. – Через час вас устроит?
- Вполне, - согласился я. – И не забудьте проверить, нет ли за вами слежки.
- Разумеется, - холодно отозвался он, и у меня сложилось впечатление, что такая процедура для него не нова.
Я повесил трубку и несколько секунд запоминал номер телефона, по которому я только что звонил. Зрительная память у меня всегда была довольно хорошей, так что я мог на себя положиться, что номер не сотрется из памяти в ближайшие пять-семь лет. Если кто-нибудь не поможет мне забыть этот номер…
Я усмехнулся своему страху в лицо и отбросил мрачные мысли. Потом набрал номер Кирилла на своем сотовом и подождал, пока Кирилл возьмет трубку.
- Ричард? С тобой все в порядке?
- В порядке, - быстро сказал я и сообщил, что Лерасов через час будет на квартире. – Ты понимаешь, что это означает?
- Разумеется, - деловым тоном сказал младший лейтенант. – Все, что от меня зависит, я сделаю. Но что будешь делать ты?
- А я… Я… Мне нужно кое-что сделать.
- Что ты задумал, Ричард? – подозревая неладное, спросил Кирилл.
- Ничего, - невинно солгал я. – Просто мне нужно съездить…кое-куда.
- Ричард, это может быть опасно, - пытался вразумить меня друг, словно угадав мои намерения. – Ты уверен, что все пройдет гладко?
- Не беспокойся, - ответил я, слегка смутившись от такой заботы. – Я приеду к вам, как только смогу, и мы обсудим план действий.
- План действий? – переспросил Кирилл. – Что ты задумал?
- Я все объясню при встрече, - и, не дожидаясь новых вопросов, повесил трубку.
Я совершенно не имел представления о том, есть ли в отделении милиции в такой поздний час кто-нибудь посторонний. Единственное, что я сделал для своей безопасности, кроме, конечно, спрятанной в наплечной кобуре под пиджаком «Осы», так это пару раз проехал вокруг здания  милиции в поисках чего-нибудь необычного. И, не найдя ничего похожего на необычное, я с почти успокоенной душой двинулся к парадной двери отделения.
Но, оказавшись перед закрытой дверью ночного отделения, я внезапно понял, что далеко не все предугадал. К примеру, я не учел того, что в одиннадцатом часу вечера, двери могут быть закрыты, наверняка, не на один замок, а как в сказке, распахнуты для всех желающих припозднившихся посетителей.
Даже не взвесив внезапно пришедший в голову безумный план, я резко ударил в железную дверь и заголосил пьяным голосом:
- Эй, сволочи! Что, спрятались по норам, как только солнце село? Вы без вооруженного дубинками  и слезоточивым газом ОМОНа боитесь нос свой высунуть с насиженного места?!
И я добился своего. Едва я закончил свою гневную отповедь, как заскрипел отодвигаемый засов. Я быстро прижался спиной к двери и достал пистолет. Аккуратно переключив пистолет на светозвуковой патрон, я взял его в левую руку и затаил дыхание.
Спустя пару секунд, в проеме двери показалась голова дежурного, с опаской оглядывавшая  темное пространство за пределами досягаемости фонарей. Справившись со своими страхами, милиционер вышел из-за двери, и тотчас я направил на него пистолет и нажал на курок.
Милиционер не успел ничего понять, когда почувствовал сильный хлопок, а затем ослепительный свет, ударивший по глазам.  Внезапно обмякнув, он повалился было на асфальт, но я успел подхватить его под руки и затащил в здание.
Утерев выступивший на лбу пот, я затащил парня в помещение для дежурного и пристроил его в кресле таким образом, что со стороны казалось – он спит. Я осмотрел его со всех сторон, чтобы увидеть какие-либо  следы применения насилия, но кроме красной полоски в том месте, куда ударил импульс, ничего подозрительного не обнаружил. Вряд ли, подумал я, кто-то будет специально осматривать шею дежурного, а если и наткнется взглядом, то подумает, что она появилась от неудобного сна на столе.
Я остановился в проеме двери и огляделся. В коридоре было тихо светло, никакого шума сверху и снизу я не слышал, а между тем мне бы не помешали какие-нибудь звуки из камер предварительного заключения, дабы установить местонахождения интересующих мне лиц.
Поправив «Осу» в кобуре, я направился в противоположном направлении от входной двери, зная почти наверняка, что КПЗ вряд ли могли находиться на втором этаже, вместе с кабинетами сотрудников.  И  я  оказался прав, так как сразу за дверью услышал приглушенные, наверное, очередной дверью, голоса, принадлежащие задержанным мелким ворам и нарушителям общественного порядка. Я толкнул дверь и оказался в узком коридорчике со множеством дверей, слева и справа от меня.
Я от удивления присвистнул, не ожидая увидеть такого количество пустующих и подсобных помещений. Посмотрев на часы – 22.32. – я торопливо начал прислушиваться к каждой из двери, и наконец, вздохнул с облегчением и отворил четвертую дверь справа.
Камер было семь и, по крайней мере, четыре были заполнены по полной – три человека. Камеры были столь малы, что расстояние между разложенными нарами составляло всего каких-нибудь 50 см до прутьев решетки. А так как днем эти нары складывались под присмотром надзирателя, то в это время КПЗ можно было назвать просторными.
Я медленно шел между камерами, высматривая интересующего меня человека. И в предпоследней камере, на этот раз, левой, я нашел его – человека, который любыми способами намеревался меня дискредитировать.
Я остановился перед камерой, взявшись за прутья решетки. Мой знакомый лежал на нарах, подложив под голову левую руку, и угрюмо смотрел куда-то мимо меня.
Я побарабанил пальцами по решетке, вызвав неприятный металлический стук, и проговорил:
- Ну, привет. Помнишь меня?
Глаза правонарушителя, не торопясь, переместились на меня, а потом, без всякого выражения, вновь уставились куда-то вдаль.
- Мне нужно с тобой поговорить, Ник.
Тот факт, что мне известно его прозвище среди воров, стал для него неожиданным, заставив его, не скрывая удивления, вонзиться в меня колючим взглядом, на который способны воры. Достав из под матраца засоленную зубочистку, вор принялся ее грызть, все еще не сводя с меня глаз.
- Слишком уж неопытного преемника ты оставил после себя, - улыбнулся я. – Он больше напортачил, нежели сделал.
Мышцы лица конвульсивно дернулись, выражая презрение и отвращение. И хотя я это заметил, оно всего лишь длилось не больше секунды.
- В то последнее твое дело, - я поднял загипсованную руку и подернул рукав, чтобы было лучше видно – хозяин понял, что ты ему больше не нужен и «сплавил» ментам. Да?
Пальцы угрожающе сжались и разжались. Но вор так ничего и не сказал.
- Он специально дал тебе такое «паленое» дело, зная, что только единицы справлялись с ним без проблем, - продолжал давить я. – И потому попросил обшарить все таксистские компании в твоем районе и достать мою фотографию. Ты, естественно, знал меня в лицо, так как уже встречался со мной. Ты достал фотки, но наткнулся на меня. И это была полная случайность. Я должен был появиться возле конторы только к шести часам утра, но по счастливой случайности, я оказался там в то же самое время, что и ты. Ты мог бы на одном деле сорвать реальный куш – за доставку фотографий и за мое убийство. Наверняка, ты этим и руководствовался, когда напал на меня с «пером». Я прав?
На этот раз Ник встал с нар, зубочистка во рту перемещалась из одного конца рта в другой, руки сзади были сжаты «в замок». Вор подошел вплотную к решетке и, сощурившись, угрожающе проговорил:
- Смотри, тебе со своими домыслами и догадками, долго не прожить.
Я удивленно вскинул брови и насмешливо ответил:
- И сколько они не гонялись за мной всем скопом, так до сих пор и не смогли поймать.
Лицо уголовника скривилось, как будто он попробовал на вкус что-то кисло-горькое.
- Ты думаешь, что такой хитрый и крутой, -  иронически усмехнувшись, бросил вор. – Но это далеко не так.
- Это почему же? – улыбнулся я.
- А вот почему, - сказал вор и указал куда-то в пространство позади меня.
Я молниеносно развернулся, успев за это время вытащить из кобуры травматический пистолет.  Позади меня, примерно в двух метрах, стояли два накачанных парня, один из которых приходил к моей квартире ночью, перед последним нападением Ника. Я не понимал, почему вор меня предупредил, ведь в правилах этикета у него явно такого не было. Увидев, что я их заметил, парни вытащили пистолеты и почти одновременно нажали на курки.
Я пригнулся и перекатился через всю ширину коридора. Краем глаза я переместил «собачку» режима в обычный  и, прицелившись в одного из них, выстрелил два раза подряд.
Но парни, казавшиеся такими неуклюжими и громоздкими, в ловкости едва ли уступали мне. Ринувшись вперед, они растянулись на полу, держа меня на мушке.
Я резко распрямился на ногах и попытался сделать сальто-мортале. Сальто-мортале хоть у меня и не получилось, зато оно имело явное преимущество – пули из пистолетов охраны пролетели надо мной, к счастью, не задев.
Я не видел пути к отходу, чтобы выбраться из этой ловушки живым. Разозлившись на самого себя за такую беспечность и недооценку противника, я решил сыграть на испуге и неожиданности. Поэтому после того, как пули врезались позади меня в стену, я, пригнувшись, пошел на таран, беспрерывно стреляя в фигуры противников.
Моя уловка сработала. Ошеломленные такой внезапной атакой, парни позабыли про оружие  и прижались спинами к решеткам. И прежде чем они успели сообразить, что их жертва убегает, я уже захлопывал дверь. Оказавшись в коридоре, я внезапно представил, сколько шуму могли наделать выстрели и привлечь в лучшем случае подмогу, а в худшем – их шефа, с который я, на данный момент, не желал встречаться.
Подойдя к соседней двери, выводящей в главный коридор, я услышал громкий топот отошедших от шока парней и, не дожидаясь их появления, распахнул дверь и нырнул в коридор. Я со всех ног побежал к входной двери, но внезапно передо мной предстал дежурный, наперевес державший автомат.
Я резко остановился и поднял руки.
- Не двигайся! – фальцетом выкрикнул дежурный, нацелив автомат мне в грудь. – Не двигайся, иначе я выстрелю!
Тяжело дыша, я искал лазейку, где можно было прорваться к выходу. Но выход был только один, и он лежал прямо за спиной милиционера.
Сзади я услышал тяжелое дыхание моих преследователей, а потом – презрительное фырканье одного из них:
- Попался, беглец. Что теперь будешь делать?
Я хотел повернуться лицом к более серьезному противнику, но едва я шевельнулся, визгливый окрик парня с автоматом остановил меня:
- Стой, где стоишь! Не шевелись, иначе пожалеешь!
- Ты же не убийца, малыш, - успокаивающе пытался вразумить его я. – Ты хоть раз стрелял в живого человека? Не в муляж, а в человека? Такого же, как и ты?
- Я не такой, как ты! – гневно воскликнул он, вздернув автомат. – Я не оглушаю ничего тебе не сделавшего защитника правопорядка!
- Зато можешь продырявить меня, едва я сделаю лишь одно движение, - в моем голосе прозвучал намек на страх. – Пока не поздно, опусти автомат и поставь его на предохранитель. А то себя будешь всю жизнь казнить, за то, что застрелил человека.
Казалось, мои уговоры подействовали, так как дежурный неуверенно начал опускать автомат.
- Подожди, не опускай автомат, - предупредил его тот, что смеялся надо мной. – Вот шеф приедет, тогда и опустишь.
И пока юноша колебался, опускать или нет ему автомат, я, наклонив, словно бык, голову, пошел на таран прямо на него. Парень, испуганный этим действием, вскинул автомат и выпустил почти весь рожок, правда, мимо меня. Услышав дикий вопль кого-то из охраны, я вывалился на улицу, едва не потеряв равновесие.
Ошалело оглядев пустынную улицу, я бегом пересек расстояние от отделения до «Опеля» и с облегчением уселся на водительское сидение. С облегчением выдохнув, я завел мотор, но вдруг почувствовал холодное прикосновение металла к моей голове.
Дыхание перехватило, комок снова встал в кадыке, мешая мне вздохнуть. Я осторожно потянулся за пистолетом, но холодный, презрительный и такой знакомый голос предостерег меня:
- Не делай глупостей, Ричард.
Я поднял руки на уровень глаз вооруженного мужчины.
- Молодец. А теперь ты осторожно вытащишь двумя пальцами свою «травматику» и кинешь на заднее сидение. Медленно. Очень медленно.
Я все сделал, как он просил. А что еще делать, когда тебе в затылок смотрит заряженный пистолет?
Когда «Оса» с мягким звуком упала на заднее сидение «Опеля», последовал еще одна просьба, на этот раз произнесенная почти что с материнской заботой:
- А теперь, будь хорошим мальчиком, наклони вперед голову. Не резко. Плавно и осторожно. Вот так…
Я прекрасно знал, что за этим последует и постарался подготовиться к неизбежному.
Но все равно удар пришелся уж очень сильным и болезненным.
Безуспешно борясь с наступающей адской головной болью, я обхватил голову руками и сжал наподобие тисков. Не помогло. Боль нарастала с быстротой наплывающего прибоя, к горлу начинала подступать тошнота. И в тот момент, когда я почувствовал, что меня сейчас вывернет наизнанку, я потерял сознание…

Глава двадцатая.

Прошла, наверное, целая вечность, прежде чем я смог снова сполна ощутить свое тело и, что совсем не странно, возобновившуюся боль в черепе. Благоразумие не дало мне застонать или поморщиться, и, видимо, к счастью, потому что в этот миг над моей головой кто-то из охраны произнес:
- Что-то он подозрительно долго не приходит в себя. Не мог шеф его слишком сильно стукнуть по голове?
- Ага, такого буйвола одним ударом уложишь, - скептически ответил второй, но все-таки я почувствовал прикосновение пальцев к сонной артерии. – Нет, пульс  есть. Давай тащи, лучше.
- Тебе легко так говорить, - вздохнув, ответил первый, встряхнув меня, чтобы получше взять под руки. – Верно ты сказал – буйвол… Не уступит по параметрам нашему шефу…
Меня определенно куда-то тащили по тому, как мои ноги ударялись то об углы, то об какие-нибудь случайные предметы. И насколько я понимал, тащили меня уже на втором этаже, так как никакой прохлады, ни сквозняка от открытой двери я не ощущал. Хотя, возможно, у меня настолько притупились все чувства после второго за сутки удара пистолетом по затылку, что я уже не замечал таких мелочей. Но, потому, как тело реагировало на каждый удар, я предполагал, что на этот раз по-настоящему ошибаюсь.
Наконец, я услышал, как отворилась, скрипнув, дверь, и меня довольно бесцеремонно затащили в какой-то кабинет или подсобное помещение. Все мои чувства, несмотря на гудящую от боли голову, в несколько раз обострились. Я сделал над собой огромное усилие, чтобы напряжение не отразилось ни на лице, ни на других частях тела.
- Помоги-ка, - попросил напарника тот, кто всю дорогу тащил меня за руки. – Давай посадим его на стул, а потом свяжем.
Я весь сжался, потому что за этим пленением следовало, наверное, кое-что похуже, о чем я не хотел знать. Но меня вряд ли кто об этом спросит, по крайней мере до того момента, пока инициатива не перейдет в мои руки. Поэтому я просто расслабился настолько, насколько позволяло сковавшее меня напряжение.
Меня довольно грубо посадили на стул, отчего моя голова резко наклонилась вперед и вбок, вызвав боль, вспыхнувшую у меня в мозгу с грохотом гранаты. Подавив рвавшийся наружу стон, я позволил двум охранниками связать мне руки сзади чем-то липким и неприятным. Руки теперь были за спинкой стула, связанные так туго, что мышцы напряглись до предела. Одно движение вызвало бы у меня мощный взрыв боли, поэтому я не пытался испытывать судьбу и продолжал притворяться, что я до сих пор без сознания.
Ноги постигла та же незавидная участь, что и руки ранее. Каждую ногу привязали к ножке стула, с одним только «плюсом» - они были не так напряжены, как руки. Что ж, это хоть и маленькое, да улучшение.
Боль все еще застилала мне глаза, но зеленые круги перед глазами были теперь редкими и появлялись с большими интервалами. Сосредоточившись на своем теле, я не пытался не обращать внимания на тошнотворную боль, и, к счастью, мне это почти удавалось.
- Не пришел еще? – буркнул один из моих старожил.
Послышались шаги, потом я почувствовал запах дорогого одеколона, исходивший, наверное, от его напарника. Я ощутил его освеженное дыхание вблизи от моего лица, потом, как и ранее, его пальцы коснулись моей сонной артерии. Через мгновение он распрямился и сказал ожидавшему парню:
- Живой. Все еще без сознания.
- Не надо было Игнату ударять ему этого хмыря.
- И между тем этот парень сумел удрать от Игната с гудящей головой. Ты хоть раз помнишь, как от Игната кто-нибудь сбегал?.. Нет… Вот и я не помню. Видимо, этот Тополев еще тот, раз его одним ударом не отправишь в нокаут.
- Слушай, кончай базарить, - оборвал напарника первый. – Сходи лучше за водой, надо этого буйвола привести в себя, пока шеф не вернулся.
Послышались шаги, хлопнула дверь, и звук шагов начал потихоньку стихать.
Я напрягал слух, как только мог, но ничего подозрительного, говорившего о приближении опасности, не мог уловить. Страх начинал подкрадываться ко мне ледяным чувством. Я не хотел умереть по их сценарию, истекая кровью, привязанный к стулу. Я все больше и больше убеждался, что смерть приготовлена для меня не такая быстрая, как у Смердина или Чернобуровой. Я похолодел от одной мысли о том, что смерть Крученкова была всего лишь «легкой» разминкой перед моими избиениями.
Я еще в детстве избегал шумных и активных игр, вроде экстремальных прыжков с гаражей и старых, громоздких тополей. И не потому, что боялся высоты, а потому, что боялся последствий падания с такой высоты. Проще говоря, я боялся боли. Но, если некоторые из моих друзей до ужаса боялись обрабатывать ранки зеленкой, то я всегда относился к этому если не как к должному, то как к неизбежному. И все-таки я предпочитал смерть быструю, без колебаний, потому что боялся, что моя воля не выдержит серьезных испытаний.
Вдалеке послышались приближавшиеся шаги охранника, несшего воду. Я почувствовал, как пальцы стали холодными, как лед, и понял, что они навряд ли будут просто так сидеть и охранять меня от каких-нибудь глупостей, тем более связанного. Приготовившись к неограниченной мести из-за ранее примененного к ним сопротивления, я с замиранием сердца услышал, как отворилась дверь, и вошел один из охранников.
- Ну, наконец-то, - недовольно проворчал охранник, стороживший меня. – Тебя только за смертью посылать…
- А, что, может, пора? – с непонятным смешком спросил напарника тот. – Не вечно же его здесь держать.
Я почувствовал, как холодный пот выступил у меня на висках. Я не ожидал, что расправа наступит так скоро. Не удержавшись, я сглотнул комок в горле, показавшийся мне ежом.
- Тебе было сказано, надо дождаться шефа, тугодум! – внезапно рассвирепел первый. – Или хочешь схлопотать пулю от шефа за неисполнение приказа?
- Да что ты разгорячился, приятель? – из голоса напарника еще не исчезли садистские нотки, но теперь они были почти не слышны. – Не собираюсь я его убивать, я только хочу с ним поговорить…по душам. Он чуть нас не убил там, в КПЗ!
Наступила пауза, вязкая, как остывший соус. И эта пауза несла угрозы больше, чем все произнесенные угрозы в мой адрес. Я внезапно осознал, как часто забилось сердце под рубашкой. Пот уже катился по лбу и глазам, попадая в нос и рот.
- Может, ты и прав, - тихо проговорил первый и потребовал. – Отдай чайник.
Тяжелые шаги, приблизившись ко мне, стихли. Я представил, как этот человек нависнул надо мной, подобно скале и попытался не выдать своего страха.
Он вылил на меня почти весь чайник. Я на пару секунд задержал дыхание, для большей реалистичности, но потом, закашлявшись, разлепил глаза.
Вся картина была немного не в фокусе. Пару раз моргнув, я восстановил четкость своего зрения. Теперь, когда я мог беспрепятственно оглядывать помещение, я почему-то потерял все желание узнать, где я нахожусь. Может, причиной этому была нависшая угроза в виде двух накаченных телохранителей своего верного босса.
Но прежде чем я сумел восстановить в памяти все события этого вечера и сделать из них хоть какой-нибудь вывод, мне предстояло вынести поиск правды от этих молодцов, неспешно, но уверенно приближавшихся ко мне. Я набрал в легкие воздуха и с неохотой взглянул на моих охранников.
Они показались мне еще более грозными, чем те, которые застали меня врасплох в отсеке КПЗ. Крепкие, накаченные мускулы, казалось, не терпели пойти в ход. Я с кислым видом представил себя со стороны: высокий, худой и уж тем более не такой, как они, накаченный, да к тому привязанный скотчем к стулу, он не мог оказать им достойное (да и вообще какое-то ни было!) сопротивление…
- Вот теперь ты никуда от нас не денешься! – с наглой ухмылкой проговорил тот, кто принес чайник с водой.  – Что, струхнул, да, парень?
Я промолчал.
- Ты понимаешь, что чуть не убил нас? – напирал он, заламывая кулаки. – Что этот малец с автоматом чуть не продырявил нас?
- Послушай, - остановил его напарник. – Шеф приказал не трогать его.
- А мы разве будем его трогать? – огрызнулся тот, сверкнув глазами в сторону напарника. – Мы просто проучим его. Будет знать, как нам оказывать сопротивление! Этот сопляк чуть было не прикончил нас с помощью паршивого мусора!
Эти слова, казалось, начали переубеждать второго парня, судя по его выражению лица. И я, пытаясь отсрочить момент их полного единодушия, воззвал к благоразумию:
- Я не думаю, что шеф одобрит вашу инициативу… Сами посудите, разве он брал вас на работу, чтобы проявляли свою смекалку? Ребята, я не желаю вам ничего плохого! Поставьте себя на мое место. Что вы бы сделали там, в коридоре, если на тебя ни с того, ни с сего идут вооруженные парни? Поверьте, у меня не было выбора!
Он уж подумал, что его уговоры не прошли даром, но только на несколько секунд. Угрожающе сжав кулаки, они наклонились надо мной, и один из них, стоявший справа, ухватил меня за горло. Я стал хватать ртом воздух, изо всех сил стараясь сопротивляться по мере возможностей.  Но поскольку я был связан по рукам и ногам, то мое сопротивление заключалось в нелепом движении головой – крутя ею во все возможные стороны, я не давал моим мучителям ухватить меня за горло в том месте, где находилась сонная артерия.
Силы были явно не равны, но я не собирался с такой быстротой отказаться даже от такого действия. Раскачиваясь всем корпусом, я добился того, что стул, к которому я был примотан скотчем, с грохотом повалился на пол и повлек одного из моих охранников.
Упавший мужчина имел гораздо большие преимущества в падении, нежели я. Сбалансировав руками, он неловко повалился на левый бок, громко выругавшись:
- Ах, ты, сука!
А я, лежа на спине в скрюченном положении, с ужасом наблюдал, как его напарник рывком поднимает стул и меня заодно, с лютой ненавистью глядя на меня исподлобья. Сглотнув комок, я почувствовал, как краска отливает от моего лица, по мере того, как осознавал, что своим бессмысленным сопротивлением сделал себе только хуже. Смирившись с неизбежным, я с замиранием сердца стал ждать продолжения такой незамысловатой истории.
Телохранитель помог встать своему напарнику, злобно сверлящему меня глазами, и единодушно согласился с молчаливым вопросом пострадавшего товарища, встретившись с ним взглядом. По их лицу пробежала одинаковая садистская ухмылка, глаза алчно блеснули, и они единодушно двинулись ко мне, сжимая и разжимая кулаки.
- Ребята… Эй, ребята!.. Я не хотел ничего плохого для вас!..
Но мой голос мгновенно сошел на нет, когда оба охранники скалами нависли надо мной.
- Я знаю, что вы ни при чем! – крикнул я, боясь, что не выдержу побоев до главной сцены, на которую у меня должны были остаться силы. – Вас подставили!..
Но едва последние слова сорвались с моих губ, железный кулак одного из уголовников врезался мне в живот. Огонь, приутихший после удара их шефа по голове, разразилась во мне с жаром извержения вулкана, только на этот раз в области желудка. Застонав, я согнулся, насколько позволяли мои путы, и закашлялся.
Каждая судорога вызывала у меня тошнотворную боль, волнами прибоя накатывавшей и отступавшей по горлу. Не способный видеть из-за белой пелены тумана, я старался меньше дышать, чтобы хоть как-то растянуть оставшиеся минуты жизни от этой чудовищной боли…
Мои мучители, видимо, сочли достаточным нравоучением, поскольку больше их кулаки не ходили по моему телу, и, насколько, я теперь мог судить, отошли от меня к концу комнаты. Спустя около минуты я разобрал тихий разговор своих противников:
- Ты думаешь, этот парень сказал правду, что нас подставили?
- Не знаю… Все может быть…
- А, может, он просто нас разводит?
- Черт разберешь! – я скорее почувствовал, чем услышал, как он, грузно повернувшись в мою сторону, посмотрел на меня. – Мы лучше у шефа выясним, в чем дело.
- Это дело! – громогласно согласился с напарником второй. – Где он, не знаешь? Он не говорил, когда приедет?
Неопределенное хмыканье заменило ему утвердительный ответ, отчего я догадался, что напарник не сводит с меня настороженных глаз. Зная, что он уже догадался, что я в сознании, я, поморщившись, открыл глаза.
Они сидели на стульях, не сводя с меня взгляда, и, как будто припоминая что-то. Я подумал, что они прикидывают, где их могли наколоть, но колючий, пронизывающий взгляд старшего напарника, явно, взвешивал, могу ли я их развести.
- Так где же ваш шеф? – нарушил тягостное молчание я. – Поди сбывает партию дорогостоящих препаратов? А? Теперь, когда милиция в курсе, держать препараты в кафе чересчур опасно. Ведь так?
Они переглянулись, подтвердив мою догадку о том, что в курс своих махинаций главный мошенник не удосужился рассказать такому мелкосортному контингенту вроде своих телохранителей.
-Что? – изумленно спросил я, глядя на них по очереди. – Вы даже не в курсе, чем занимается ваш шеф? Ваше дело – как это там? – телячье, да? Приказ получил – выполнил, так что ли?
Теперь-то я задел их самолюбие. Оба моих охранника поднялись со своих стульев, и по их лицам пробежала гримаса отвращения и презрения. Зная тип мышления таких людей, как мои новые знакомые, я побыстрее согнал с лица все признаки самодовольства и нахальства, и как бы между прочим осведомился:
- Я в том смысле спрашиваю о вашем шефе, что хочу узнать, когда придет время…умирать…
Мои знакомые остановились в паре шагов от меня и снова переглянулись:
- Боишься? – усмехнулся старший.
- Есть немного, - признался я. – Так что же?
- Сказал, что через часа два освободится, - пожал плечами напарник. – А нам приказал выяснить, откуда ты все знаешь?
- Что – все? – не понял я.
- Как ты все про шефа узнал? – пояснил тот, не сводя с меня настороженного взгляда. – Насколько я знаю, никто больше не проникал в тайну глубже, чем ты.
- Никто больше? – заподозрил неладное я. – Как это понимать? Кто-то еще искал разгадки в этом деле?
Они снова переглянулись. И тут я внезапно все понял.
- Так поэтому убили Крученкова? За то, что он заподозрил неладное в сотрудничестве Игната и вашего шефа? Поэтому он и решил испытать препарат на себе?
- Этот ублюдок зашел слишком далеко, чтобы его можно было оставить в живых, - ответил парень, стоявший слева от меня. – Убрать его надо было по-тихому, чтобы никто не догадался о его…насильственной смерти.
- И потому, что я догадался о его насильственной смерти, вам дали приказ убрать меня, так? – я вовсе не так сильно хотел узнать хоть часть правду, как надеялся оттянуть время своей преждевременной смерти. – Но вы подумали, что меня сможет убить какой-то «левый» вор – Ник. Конечно, он предпринимал попытки, - развивал тему я, вспомнив слезоточивый газ и угрожающие надписи на «Опеле», - но это все было не то. И тогда вы принялись за дело. Ты думаешь, я не помню, что это ты пришел ко мне на квартиру и попытался выманить меня из дома? Ночью, около трех часов?
Мужчина нахмурился и отвел взгляд в сторону.
- И тогда Ник решил снова попытать счастья, и напал на меня. Но ему вновь не повезло. Он, наверняка, сейчас радуется тому, что сейчас в КПЗ, потому что его вряд ли оставили бы в живых, так как он и провалил задание, и мог выдать все известные тайны про вашу шайку. И тогда у вас начнутся ох, какие неприятности!
- Ох, и осведомленный ты, таксист, - фыркнул первый, считавшийся старшим в этой паре. – Не зря шеф обратил на тебя внимание.
И вдруг мощнейший удар под ребра скосил меня.
Слезы заволокли мне глаза, но я, стиснув что есть силы зубы, удержался от рвавшегося наружу стона. Хватая ртом воздух, словно рыба, вытащенная из воды, я кое-как разлепил глаза и попытался определить, какая еще опасность мне грозит.
Но все, что я увидел, был темный пол, да ножки стула, на котором сидели мои охранники. Я чуть-чуть приподнял голову, превозмогая боль в незажившем черепе. Но поля моего зрения были явно маловаты для того, чтобы заприметить две довольно примечательных фигур охранников.
Но прежде чем я успел хоть что-то сообразить на этот счет, дверь распахнулась, и свет, хлынувший из коридора, сразу же померк, так как проем загородила чья-то массивная широкоплечая фигура. Я с трудом повернул голову в сторону двери, и хотя я уже знал, кто спланировал все эти хитроумные убийства, вид этого человека все же шокировал меня.
Может, все дело было в разлуке, длившейся 13 лет, а может в том, что во мне все еще теплилась надежда, что я ошибся…
Даже сейчас, глядя друг другу в глаза, я до сих пор не мог поверить, что он мог спланировать все эти убийства.
Не мог даже допустить мысли, что он хладнокровно расправился с тремя совершенно незнакомыми ему людьми. Не мог вообразить, почему он на это решился. А главное, не мог понять, ради чего.
Не мог осознать всего этого, потому что жил с ним под одной крышей после убийства отца.
Не верил во все свои доводы, какие убедительными они не были, включая и самый убедительный – фотографию членов Черноморской организации экономического сотрудничества.
И хотя в крови клокотала ненависть к тем давним годам и к невинным жертвам, я не мог допустить очевидного.
Потому что человек, стоявший сейчас в проеме двери, был моим отчимом.

Глава двадцать первая.

- Ну, наконец-то я встретил человека, который так долго и упорно вставлял мне палки в колеса, - негромко, но отчетливо проговорил отчим, подходя вплотную ко мне. – Только я, определенно, не ожидал увидеть, что этот человек – ты.
- А я знал, - сознался я, взглянув отчиму в глаза.
- И давно ты узнал?
- Недавно, - с растущей неприязнью ответил я. – И давно ты в «психологи» записался, а?
Его взгляд, шаривший по комнате, переметнулся на меня.
- Так, значит, ты и про ту…аферу знаешь?
Он даже и не предполагал, что я настолько осведомлен о его прошлых мошенничествах.
- С нее все и началось, - сказал я, осторожно пытаясь освободить связанные руки. – Да только с той операцией было не все…гладко. Смердин узнал про твою инициативу и раскрыл твои намерения. Куда же ушли те деньги?
- На мой американский счет, - ответил он, садясь на один из стульев. – Смердин как не старался, все равно не смог дальше пары-другой оффшорных компаний уйти. А я мог себе спокойно не беспокоиться насчет своих доходов в течение нескольких лет, что я и сделал.
- Но деньги скоро закончились, и перед тобой  встала новая проблема, - продолжил я. – И ты спланировал банкротство сначала Смердина – во второй раз, надеясь, что и в этот раз повезет – потом Лерасова с помощью Алексея Дорожникова. Я прав?
- Ну, это было после того, как я вытянул все деньги из тех угасающих компаний, с помощью которых я поначалу перевел деньги в США. Но потом – да, я воспользовался, скажем так, услугами начинающего вора – Алексея Дорожникова. Мальчик был на мели, в кругленькой для него сумме очень сильно нуждался, вот я и способствовал его…заработку.
- И ты посоветовал перейти ему после того фиаско со Смердиным  водителем к Лерасову?
- А вот здесь я ни при чем, - покачал головой он. – Дорожников сам перешел к Лерасову, что мне, впрочем, было на руку.
- Потому что с помощью Лерасова ты смог сблизиться с Вероникой, его женой. И тогда к тебе в голову пришла гениальная идея все же обанкротить Смердина…
На эти слова он откровенно усмехнулся мне в лицо и покачал головой.
- Ты так до всего и не догадался, - фыркнул, презрительно, мошенник. – Дело не в деньгах вовсе. И не в жажде наживы. А…в мести.
- В мести? – не веря его словам, переспросил я. – Какой мести? При чем здесь месть?
Он встал и, не торопясь с ответом, обошел вокруг меня и встал у меня за спиной. Не способный двигаться, я смог лишь повернуть голову, чтобы не терять его из поля зрения, не желая погибнуть, прошедши такие испытания на пути к разгадке.
- А твоя рука почти что зажила, - проговорил он, резко дернув левую руку на себя. Искры посыпались из глаз, когда рука, еще не совсем зажившая, испытала силу накаченных бицепсов. – Еще бы чуть-чуть, - он с силой надавил на то место, куда вонзился нож заключенного внизу вора – и Ник бы устранил проблему…
Я сглотнул комок в горле, подавляя стон, рвавшийся наружу, и выдавил из себя:
- Ник оказался на месте убийства Любови Чернобуровой случайно, или ты просто подстраховался?
- Я узнал, что милиция заподозрила в смерти Смердина что-то необычное. Вот и послал его, чтобы он выяснил по слухам, что там промышляют наши…правоохранительные органы.
- В смертях Антона Сергеевича и Любови Чернобуровой было кое-что общее, - сказал я, наконец, оправившись от приступа боли в руке. – В крови обнаружились мельчайшие частицы вещества. Ты спланировал все почти идеально…только вот не учел того, что после смерти Крученкова кто-то еще заподозрит сомнительное в этих смертях. Конечно, из-за малых количеств лекарств в крови и несвоевременного обнаружения, их нельзя было идентифицировать. Только вот ты опоздал – несколько часов назад я все же раздобыл образцы того смертельного препарата…
Я думал, что мои слова спровоцируют рецидив насильственных действий, и не ошибся.
Я услышал, как он судорожно дернулся в мою сторону. В следующий момент он запрокинул мою голову назад почти до предела, не оставив мне возможности сопротивляться. А еще через миг я почувствовал у своего виска холодную сталь пистолета.
Дыхание сперлось, но не оттого, что я потерял возможность нормально дышать, а от катастрофически приблизившейся минуты смерти.
Ладно, хоть это случится быстро…
Но выстрела не последовало, не последовало даже сухого щелчка спускового крючка, давшего осечку.
Его горячее дыхание, пахнувшее жевательной резинкой и табаком, обдало меня на уровне моего левого уха:
- Как тебе это удалось?
- Непросто, - с трудом выдохнул я. – Когда Игнат пошел за веревками или скотчем, чтобы связать меня, я добрался до ключей и коробок с лекарствами и взял одну из них.
Находясь на волосок от смерти, я все же не выдал ни себя, ни Кирилла, скрыв, что взял несколько препаратов. Пытаясь не выдать себя ни взглядом, ни голосом, я сказал:
- А та девушка, что была невестой Крученкова, распознала в препарате «Амоксициллин». Она медсестра по образованию. И теперь правоохранительные органы знают, что препарат продавался твоим жертвам в соответствии с противопоказаниями, чтобы наверняка убедиться в их неизбежной смерти.
Давление на голову ослабло – отчим на время отпустил меня, чтобы быть в курсе всех деталей. И, соответственно, скорая минута смерти тоже была отсрочена на неопределенное время.
А я хотел отстрочить это время как можно на большее время.
- Лерасова сама рассказала мне, что всем пациентам сама подбирала дозу лекарства. Поэтому она знала, что совпадение противопоказаний препарата с его противопоказаниями, скорее всего, приведет к смерти.
- Я вижу, ты основательно покопался в этой теме, - притворно-ласковым тоном сказал он. Но в его голосе слышалось больше угрозы, нежели в приставленном к виску пистолете. – Да, Вероника, несомненно, мастер в своем деле. Она знала, что у Смердина аллергия на цветочную пыльцу. Но, чтобы был нужный нам эффект – Смердин, как никак, был еще и конкурентом ее мужа – нужно было отыскать и показания к применению этого «Амоксициллина». И тогда вновь пригодился тот шофер, Дорожников. Он сказал, что незадолго до первого ограбления, Смердина кусал клещ. Не знаю, то ли здоровье его подкачало, то ли еще что, но летальный исход ему был обеспечен.
- В этой смерти ты был уверен, - не скрывая сдерживаемой путами ярости, сказал я. – Но вот в смерти Чернобуровой ты был не так уверен. Я прав? И поэтому основной версией следствия  по расследованию ее смерти стал взрыв бытового газа, а не спланированное стечение обстоятельств.
- Ну, да, я решил подстраховаться. Но, наоборот, это пошло мне на пользу – взрыв газа и смерть банкира казались не связанными несчастными случаями.
- Почему же ты не был уверен, как в случае со Смердиным?
- У Чернобуровой был гастрит из-за своей работы. Ты знаешь, сколько ушло сил на то, чтобы найти правильные компоненты, чтобы они дали нужный результат? Но все же и из этой ситуации нашелся выход – в то время она принимала какие-то антибиотики из-за своего заболевания. А это вызвало заболевание желудка. Сочетание же препарата с таким набором противопоказаний и дало желаемый эффект.
- То есть ее смерть, - закончил я, с презрением, на какой только был способен, глядя на отчима. – Но чем она тебе насолила? Смердин ясно – деньги, но безобидный агент по страхованию?
Он снова хмыкнул, кинув на меня презрительный взгляд.
- Ты так основной цели этих убийств не понял.
- Какой цели? Разве убийства Смердина и Чернобуровой не были совершены из зависти?
- Зависти? – вскрикнул он, развернувшись ко мне лицом. – О какой зависти ты говоришь?
- Ты завидовал Смердину, как завидовал и Чернобуровой, - пожал плечами я. – И Крученкова ты убил из-за зависти, только не из-за той же зависти, что и тех двоих, а из-за того, что ты не мог понять – а потому завидовал – что он так далеко зашел в разгадке твоих…афер. Ты думал, что так хорошо спланировал все эти убийства, что никто, кроме тебя не сможет ее раскрыть. Но вот появляется Крученков, бывший правой рукой Игната, и заинтересовался теми препаратами, которые ты сначала приказал хранить в складе больницы, но, узнав, что Крученков начал их принимать, вынужден был отвезти в кафе «Жаворонок». Он узнал о противопоказаниях и побочном действии «Амоксициллина» и решил вывести Игната на чистую воду, так как был уверен, что Игнат не мог не знать о его действии. Игнат же испугался, что сильно напортачил и приказал своим головорезам избить помощника до полусмерти. Я уверен, что он не хотел убить свою «правую руку», но его телохранители не знали ни о том, что он совсем недавно переболел эндокардитом и пневмонией. В итоге – он умер у меня в «Опеле».
Я замолчал и поглядел на своего отчима, снова повернувшегося ко мне спиной. Я совсем не был уверен, что правильно истолковал мотивы этого убийцы, но желание дождаться помощи и пожить подольше, было сильнее этих сомнений.
Я потерял счет времени, когда этот шеф ударил меня по голове, отправив в меня в беспамятство. Я не знал, сколько времени прошло с того момента, как я позвонил Кириллу и Лерасову. Я представил себе, как Кирилл с надменно-официальным видом расспрашивает бизнесмена, недоумевая, где я пропадаю так долго. А, может, и не гадает, зная мою скрытность и нежелание делиться своими дальнейшими планами.
От этой мысли мне определенно стало хуже. Конечно, я мог растянуть момент моей неизбежной смерти, но я не был уверен, что смогу сделать это, как минимум, час. А вероятность того, что Кирилл начнет мои поиски раньше, чем через час, был крайне мал.
Собравшись с мыслями, я сказал:
- Но если не из-за денег, то почему ты задумал эти убийства?
Молчавший до этого времени шеф, снова сел на стул, сложив руки на груди. Он кинул на меня оценивающий взгляд, проверяя, не разыгрываю ли я его, и, удовлетворившись, сказал:
- Ты и вправду ни о чем не знаешь на самом деле? Что ж, это, может, и к лучшему… Все началось еще с того времени, когда я попытался обокрасть Смердина. Но вскоре деньги стали заканчиваться, заставив меня задуматься, где найти «не пыльную», но денежную работу. Те деньги от оффшорных компаний были не в счет – какие там деньги от двух почти обанкротившихся компаний, державшихся на плаву? Я регулярно просматривал новости экономического мира, пытаясь найти этакую «денежную жилу». Я сначала  не обратил внимание на одну интересную новость – на экономическом пространстве забрезжило образование интересной организации…
- Черноморская организация экономического сотрудничества, - догадался я, вспомнив газетную вырезку в столе Антона Сергеевича.
Он кивнул:
- Да. Не знаю, что привлекло мое внимание, но я решил побольше разузнать про эту организацию. И я принялся разыскивать все новости о ней. И вот, спустя почти шесть лет после первой новости о создании Декларации с ее целями экономического сотрудничества, я наткнулся на заметку о подписания устава ЧОЭС. Вот тогда-то я и понял, что правильно сработала моя интуиция – нужно было только направить ее в правильном направлении.
Я заинтересованно слушал рассказ моего собеседника, на какое-то время позабыв о грозящей мне смерти. Признаюсь, в тот момент сохранность за свою жизнь отошла на второй план. Закинув ногу на ногу, он продолжал:
- И тогда я решил, что мне, не взирая на цену, необходимо войти в состав ЧОЭС, чтобы доказать, что я на многое способен – не только на какое-то банкротство! Но, разумеется, на такую процедуру нужно были немалые деньги, а еще лучше, чье-нибудь покровительство. Но, если кое-какие финансы у меня и были, то влиятельных знакомств я, недавно переехавший из России в США, не успел завести. Но я не отступился от своей цели. Наоборот, такие трудности воспалили во мне жгучее желание осуществить все задуманное. И отсутствие запаса времени для меня было не большой помехой. Я связался со старыми знакомыми в России, которые могли поспособствовать мне в успехе, и, в конце концов, сумел войти в те ряды страны-наблюдателя.
- Но этого, естественно, тебе было мало, - вставил я, зная нрав моего нового отца. – И ты решил выкачать деньги из тех проектов, которые были доступны нашей, российской, стороне. И ты знал, что Смердин вошел в состав российской делегации, ведь ты заранее все разузнал.
- Разумеется, - кивнул тот, и в его глазах я распознал азартный блеск. – Тогда я понял, что это дело возложила на меня сама Судьба. Ну, сам подумай, разве можно было полагаться, что это – простая случайность? Конечно, нет.
Я вспомнил сферы сотрудничества российской стороны с другими странами: банковское дело и финансы; здравоохранение и фармацевтика; сельское хозяйство и агропромышленность. И внезапно понял все и сразу…
- С помощью Лерасовой ты сбывал препараты, сделанные в США, чтобы использовать в собственных корыстных целях. Ты хотел выкачать деньги и из банка Лерасова, и из агропромышленной отрасли Смердина. И, если получится, обанкротить аптеки Вероники…
Я резко поднял голову так, что стало видно его надменное лицо, и высказал то, о чем раньше даже не догадывался:
- Так это ты пытался обанкротить аптеки Лерасовой много лет назад. Только тогда Лерасов не дал тебе окончить.
Саркастическая улыбка искривила губы афериста.
- Догадался, все же. Да, это был я. Но с тех пор прошло очень много времени, и никто из четы Лерасовых не запомнил моей внешности, как и остальные мои жертвы тоже. Я же только планировал, предоставляя все действия доверенных лицам. Разумеется, они не могли узнать меня после такого моего продолжительного отсутствия в России. И я без опасений завершить всю операцию и внезапно разбогатеть.
Я понимал, что жить мне осталось, максимум, несколько минут, и поэтому ухватился за первую всплывшую в памяти подробность его политики:
- Но ФСБ обнаружило твои махинации? Поэтому оно последовало из США прямо сюда, в Тольятти.
- Их мне нечего бояться, - безразлично отозвался убийца, сунув руку под пиджак. – Там тоже есть мои…агенты…
- Тот молодой агент с небольшим акцентом? – догадался я. – Это он «пудрит мозги» своему шефу?
- Ты еще пацаном был сильно докучливо-умным парнем, - сказал он с отвращением в голосе. – Поэтому я тебя и отправил в детдом. Но даже здешний…режим не повлиял на твое любопытство.
Гнев, немного полегший во мне, вспыхнул с новой силой.
- Это тоже было твоим планом? Избавиться от меня?
- Так же, как и от твоего чертового отца.
Я дернулся в его сторону с такой силой, с какой мог. Но это, учитывая мое связанное состояние, ровно ничего не дало, разве только стул, к которому я был привязан, опасно зашатался. Тяжело дыша от гнева и ярости, я испепелил отчима взглядом.
- Твой отец мешал мне на пути овладения твоей матерью.
Он явно наслаждался моей яростью и беспомощностью, делая чувствительные паузы после каждой фразы, смакуя оскорбление.
- Я подкараулил твоего отца, когда он возвращался с работы по парку. Возле заводи я настиг его, ударил камнем по голове и сбросил в воду. Все могло сойти за несчастный случай. И эксперты так и установили – смерть в результате несчастного случая…
Я не мог взглянуть еще раз в глаза этого изверга, превратившего жизни моей покойной мамы и моей в ад. Я сидел на стуле, связанный, вспоминая все годы проживания в детдоме по милости этого убийцы, сидящего сейчас передо мной…
Наконец, я поднял глаза:
- Скольких человек ты убил в США ради своей выгоды?
- Точно не знаю, - пожал плечами он, поигрывая с пистолетом, все также направленном на меня. –Человек пять-шесть, может – больше, не знаю… Да это и не столь важно.
Где-то вдалеке – наверное, на первом этаже, в КПЗ – раздался какой-то грохот и звуки борьбы.
Он повернул голову в сторону коридора, прислушиваясь. Затем, встав, подошел к выходу.
Оказавшись вне поля его зрения, я попытался освободиться из пут, но вновь безрезультатно. Я попытался вытащить руки из опутавшего запястья скотча, или хотя бы ослабить силу натяжения. Спустя пару секунд, мне действительно удалось немного ослабить хватку скотча, и я осторожно стал шевелить кистями, дабы совсем освободиться, не привлекая к себе внимания.
Он все еще стоял в проеме двери и прислушивался к вновь восстановившейся тишине. И хотя я знал, что он вот-вот может обернуться и увидеть мои попытки, я яростно пытался обрести свободу. В конце концов, спустя, может, минуту или две, показавшиеся мне вечностью, моя правая рука выскользнула из искусственных наручников. Я осторожно вытащил левую руку, но так и оставил руки за спиной, будто ничего обнадеживающего не произошло.
Он еще постоял пару секунд, скосив взгляд в коридор. Но так как никаких посторонних звуков не доносилось ни снизу, ни с какой-либо другой стороны здания, он, наконец, повернулся ко мне лицом, опустив пистолет к бедру.
- Как видишь, тебя так и не хватились твои дружки-мусора, - лениво и с явным наслаждением произнес он, глядя мне в глаза. – Ты всегда был в одиночку, никогда не желал, чтобы тебе помогали, пусть и выполнение плана будет крайне тяжелым. Ты нисколько не изменился за прошедшие 13 лет, Ричард Туполев… Надо же, ты и фамилию сменил. Хотел оградить себя от непривлекательного прошлого? Думаешь, если на работе узнали бы, что ты из детдома, тебя бы приняли личным водителем Смердина?
- Приняли бы, - со злостью бросил я – потому что Смердин еще заранее осведомился о моей биографии. Он специально, слышишь, специально принял меня водителем, потому что я знал, с кем буду иметь дело? Тебе это понятно?
Он метнул на меня такой взгляд, в котором безошибочно читалось, какой промах он допустил в планировании своих злодеяний. И я сразу же определил, что такую возможность он вообще не рассматривал. Усмехнувшись, я сказал:
- Смердин накопал такой компромат на тебя и всю твою шайку еще за несколько лет до того, как я поступил к нему на работу. Я и сам не догадывался, насколько глубоко он копал под тебя, да и под меня тоже, подбирая себе водителя. Ты думаешь, что все так хорошо спланировал, что даже не подкопаешься? Если так, то ты глубоко ошибаешься. Еще тогда, когда ты вошел в ряды ОЧЭС, он уже знал или предугадывал роль твоего участия в этой программе. А то, что он не осведомил милицию или кого-нибудь еще тогда, то это же очевидно – у него было мало доказательной базы. Так что как ты не изворачивался, все равно у Смердина твой план лежал на ладони.
Он расхаживался по комнате взад-вперед, не оборачиваясь ко мне. Из его поведения, я понял, что он пытается скрыть разочарование в непогрешимости своего плана. Наверное, мой голос казался уверенным, если он всерьез воспринял мои доводы, потому что мое внутреннее ощущение было такое, будто вот-вот он меня уличит во лжи. Но такая опасность меня миновала.
- Теперь ты меня можешь убить, - сказал я будничным тоном, хотя в глубине души все сжалось от ледяного холода. – Ты знаешь, как я узнал и зачем мне это вообще. Знаешь, план Смердина был решительнее твоего. Хотя бы потому, что он не посвятил меня в свои планы и пустил все почти что на самотек. А ты все планировал, пытался учесть все нюансы и возможности, а в результате…
Я выразительно пожал плечами, поборов желание развести свободными руками.
Он повернулся ко мне лицом, и я смог прочесть эмоции на его безжалостном лице.
Но то, что я увидел, выбило меня из колеи.
На его лице безошибочно читалась печаль, а уж потом ненависть и отвращение.
В ту секунду, когда он поднял пистолет на уровне моей головы, я был почти на сто процентов уверен, что он не выстрелит. Но только на ту секунду.
Одновременно с прогремевшим в замкнутом пространстве выстрелом, я всем корпусом и с силой, на какую только был способен, рванулся вперед, пытаясь перекувырнуться через голову.
Пуля вонзилась в стену, с полметра позади меня и как раз на уровне моей головы, если бы я находился сейчас там.
Моя маневренность ошеломила его точно также, как меня прогремевший выстрел. Воспользовавшись замешательством противника, я двумя руками рванул скотч, опутывавший мои щиколотки, и наконец-то обрел долгожданную свободу передвижений.
Я решил воспользоваться маневром неожиданности, надеясь выиграть время. Вместо того, чтобы пригнуться и откатиться в сторону, я распрямился во весь рост и бросился на замешкавшегося отчима. Повалив убийцу на землю, я прижал руку с пистолетом к бетонному полу, не давая ему воспользоваться оружием. Левой рукой я с размаху ударил снизу в челюсть противника, не ослабляя хватки правой руки.
Моя сила была явно ему не знакома, так как в последний раз, когда он применял ко мне насилие, было больше 13 лет назад. А сколько времени и воды утекло с тех пор, мы прекрасно осознавали. И это, пожалуй, было единственное мое преимущество перед отчимом.
Но, хотя стратег и был почти в два раза старше меня, физической подготовленностью он нисколько не уступал мне. И поэтому единственное правильное решение было не навязываться на прямое сопротивление своего противника.
Мы молча боролись на полу, стараясь перевести фортуну каждый на свою сторону. Я был хоть и выше своего отчима, но этот маленький нюанс не был замечен, так как мускулам этого «психолога» можно было позавидовать. А поскольку моя деятельность таксиста явно не относилась к числу тяжелых рабочих профессий, развивающий физическую выносливость, то я впервые со дня приема на работу в контору пожалел, что мало уделял времени на физические упражнения.
Сконцентрировав почти все внимание на наиболее развитой руке противника, в которой был зажат пистолет, я не обратил должного внимания на левую руку. И в тот момент, когда я вспомнил про эту оплошность, то было уже поздно.
Его левая рука резко вырвалась из захвата и метнулась к моей не совсем зажившей левой руке, обездвиженную эластичным гипсом. И только когда я сообразил, отчего мой мозг пронзила слепящая боль, я сумел предотвратить его действия.
Я понимал, что руки, занятые удерживанием моего отчима, никакой существенной помощи мне не окажут. Поэтому я поддался первому пришедшему на ум приему – со всей силой ударил его в то место, способный на время вывести отчима из строя.
Мой замысел удался, и отчим на мгновение ослабил хватку, позволив мне завладеть инициативой. Я перекатился на спину, рывком поднялся на ноги и зашел за спину отчима, пока тот со стоном поднимался на ноги. Я выставил блок к его шее, не давая возможности ему оглядеться. Помня, насколько у него развиты обе руки, я заломил одну руку за спину, ударив коленом в крестец.
Убийца сдавлено охнул и осел бы на пол, если бы я не держал его почти что на весу. Имея такую прекрасную возможность отомстить за устроенный моей семье ад, я вырвал из его руки пистолет и приставил его к затылку отчима.
Наверное, эффект скорой смерти у виска у всех людей одинаковый, потому что он точно также воспринял холодную сталь. Все его тело застыло, словно одеревенело. Заломленная назад правая рука внезапно похолодела и покрылась холодным потом. Я скорее понял, чем услышал, как он судорожно сглотнул вставший в горле комок.
- Зачем тебе меня убивать? – тихо спросил он, не рискуя повернуть в мою сторону голову. – Или это тоже – план Смердина?
- Ну, - протянул я, чувствуя, как чувство наслаждения от мести растекается по моим жилам. – Наверное, ты прав. Только ты зря думаешь, что я отдам тебя ментам.
Он распрямился еще сильнее, хотя, казалось, уже некуда.
- Ты же не способен убить человека, Ричард, - произнес он, но в голосе отчетливо прозвучало нескрываемое презрение за такую «мягкотелость». – Ведь даже тогда, когда тело твоего никчемного отца было найдено в заводи, ты постарался смириться с этим и не делать никаких опрометчивых действий. А ведь ты же знал, что его убили, Ричард… Ведь знал же, да?
Рука, сжимавшая пистолет, задрожала от ненависти и острейшего чувство привести оружие в действие. Глубоко вздохнув, я подавил навязчивую идею исполнить свое желание. Не хотелось бы провести остаток жизни в камере пожизненного заключения.
Внизу опять послышался звук борьбы, будто тело основательно приложили к прутьям решетки. Стали различимы брань и стоны мужских голосов.
- О, вот и милиция подоспела, - сказал я, стараясь не выдать облегчения в голосе. – Я только хочу тебя предупредить – если ты попытаешься сбежать, они стреляют на поражение.
- И тогда твоя совесть перед этим банкиром будет чиста, - заметил отчим, немного расслабившись. – Потому что миссия, которую тебе поручил Смердин, будет хоть и не тобой, но выполнена.
Я облизнул внезапно пересохшие губы.
- Значит, ты свой «Опель» получил незаслуженно, - неожиданно сказал он.
- Это ты к чему? – спросил я, хотя и догадывался, что он имеет в виду.
- К тому, что Смердин оформил на тебя «Опель», будучи уверен, что ты добьешься положительного результата. Ты зря думаешь, что я не предусмотрел все возможности…
- Адвокат Еремов? – догадался я. – Вот почему он постоянно крутился возле меня, чтобы отсудить «Опель».  В тот день, когда он договаривался со мной о встрече, он так надеялся, что я буду не способен прийти на встречу по продлению договора на владение автомобилем. И, конечно же, владельцы банка были крайне заинтересованы в том, чтобы «Опель» достался им. Теперь понятно, почему Гроссонян сказал мне, что это была вынужденная мера… Ты и их запугал?
- Сам понимаешь, если тех двоих – Кириленко и Войнова – можно было подкупить, то Гроссонян явно был не ослеплен деньгами. Он все же был первым замом Смердина. Знаешь ли, шантаж – иногда незаменимая вещь!
Я обошел стул и встал с убийцей лицом к лицу, направив на него пистолет.
Его лицо ничего не выражало, кроме крайней сосредоточенности. Ни страха, ни презрения, ни отвращения, ни раболепства. Казалось, что он вообще отключил все эмоции.
- Я ошибался, - покачал головой я. – По тебе не тюрьма плачет, а новое цинковое убежище.
Он прекрасно понял, к чему я клоню, но даже в тот момент не позволил на лице отразиться страху или трусости. Мне оставалось только удивляться его самообладанию.
Но только до того момента, как позади меня прогремел оглушительный выстрел…

Глава двадцать вторая.

Я понял, что сам себя загнал в ловушку только тогда, когда пуля вошла в ребра, немного пониже сердца. Сначала я даже не почувствовал боли – наверное, это было шоком от внезапности нападения. Но, когда пуля, не найдя выхода из тела, осела в ребрах, я внезапно осознал, что запросто могу умереть.
Сдавленно охнув и зажав то место, куда вонзилась пуля, я с трудом повернулся в сторону двери, пытаясь увидеть стрелявшего. Пистолет с грохотом выпал из моей ослабевшей руки и тотчас отлетел к дальней стене с помощью ноги отчима.
Зрение стало подводить, окрашивая все окружающее в грязно-серый цвет. Сосредоточенно сощурившись, я пытался сориентироваться по отношению теперь уже не к одному, а как минимум к двум противникам. Но, как и зрение, моя реакция тоже подвела.
Кто-то с размаху толкнул меня в спину, повалив меня на пол. Мир, уже и без того смутный и серый, закружился с адской скоростью, встретив меня с распростертыми объятиями…
…Мое пробуждение из забытья можно было описать множествами способами, но в тот момент самым подходящим оказался путь, сопровождаемый постепенным, но неуклонным нарастающим ревом, словно от взлетающего самолета. Звуки, начавшиеся с жужжания шмеля, очень быстро и неприятно переросли сначала в рой рассерженных ос, а после в дикую какофонию на взлетающей полосе. Но из всего этого самым приятным было осознание, что я все-таки жив, а не способность понять, что я еще могу различать звуки.
Я открыл глаза и сразу же понял, что в данном состоянии это было ошибкой. Мало того, что помещение сразу же пришло в движение, вращаясь с бешеной скоростью, но контролировать боль в полубессознательном состоянии с закрытыми глазами было гораздо легче до этого момента.
Повернув голову чуть-чуть вбок, я понял, что, к счастью, лежу на спине. К счастью потому, что необоримая тошнота, возобновившаяся с тех пор, как я открыл глаза, возросла в несколько раз, едва сдерживаемая моим ослабшим от потери крови организмом. Так что у меня была хоть и маленький, но шанс не задохнуться от накопившейся во рту крови и других продуктов моего организма до того момента, как меня, может быть, найдут.
Я поспешно отошел от мысли об этом предательском «может быть». Не может быть, а за мной – конечно! – придут, вопрос только в том, скоро ли это произойдет. Потому что мой организм хоть и достаточно крепкий, но сильно ослабший после подлого приема незнакомца.
Я попытался приподняться на локте, чтобы видеть хотя бы краешек двери, позволявшей мне понять, приближается кто-то ко мне или нет. Но едва я попытался перенести часть веса на правый локоть, как все мое существо разом запротестовало, отдаваясь в голове паровым молотом, постепенно сжимавшего свои объятия на черепе. Поэтому я бросил эту затею и попытался принять более-менее удобное положение, не беспокоя рану.
Насколько я понимал, пуля застряла у меня где-то возле сердца, в ребрах. Больше всего я боялся того, что пуля застряла у меня в легком, что означало бы медленную, но уверенную смерть без медицинской помощи. Я попытался определить, что мои опасения ошибочны, вздохнув всей грудью и выпустив воздух. И хотя организм разом воспротивился такому желанию, но от сердца у меня немного отлегло.
Дело в том, что воздух, втянутый мною в легкие, вышел оттуда с приглушенным свистом, говорившем, что у меня, скорее всего, повреждены ребра, а не легкое. И, несмотря на удручающее положение, я впервые за весь вечер искренне заулыбался, убедившись, что несколько часов я, наверное, точно могу продержаться.
Я вывернул шею почти на 90 градусов, пытаясь заглянуть за спину и посмотреть, много ли я потерял крови. И хотя угол обзора едва доставал до радиуса попадания пули, я не заметил ни лужи крови, ни даже ее слабого отблеска.
Второе облегчение, хоть и не такое большое, нежели первое.
Теперь оставалось только ждать. А, как известно, ждать да догонять - хуже нет.
Но как только чувство последнего облегчения прошло, в тело вновь вернулось терзающее ощущение боли. И хотя я постарался приготовиться к ней, все равно не смог сдержать дрожи – то ли от боли, то ли от озноба. И в том, и в другом положении каменный пол сыграл негативную роль.
Но у него было и одно существенное преимущество – он вполне ощутимо передавал если не вибрации от шагов, то звуки с нижнего этажа.
Я закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться.
Поначалу я ничего не мог различить и какой-то частью сознания пытался уверить себя в том, что такая нечувствительность вызвана лишь реальной тишиной на нижнем этаже, а не повреждением каких-нибудь внутренних органов. И словно в подтверждение моих догадок, дверь, ведущая в камеры предварительного заключения, с легко определяемым скрежетом, захлопнулась.
Все мои чувства напряглись до предела. Насколько я понимал, из камеры вышел один человек, уверенно направляющийся…к лестнице.
На меня накатились два почти противоположных чувства – облегчение и страх перед неизвестностью. Облегчение оттого, что меня скоро найдут, а, значит, окажут посильную помощь. А страх – человек, который поднимается по лестнице, в половине случаев может оказаться моим врагом. И тогда наше «свидание» может оказаться для  меня последним в жизни.
На какое-то мгновение второе чувство взяло верх над облегчением, заставив меня в спешке принять меры.
Позже я так и не смог объяснить, как мне удалось подняться на ноги и отойти за дверь, встав так, что со стороны коридора меня было не видно, если не заглянуть в саму комнату. Сам же я приписывал такое «чудодейственное исцеление» лишь обострившемуся чувству самосохранения, возникшего, как я понимал, после выстрела в спину.
Я прислонился к стене, стараясь дышать реже, если человек, вышедший из КПЗ, прислушивался к тому, что происходит в комнате. Но ни по звукам, ни даже с помощью моей интуиции, я так ничего конкретного не смог определить. Но все же остался стоять там, где стоял.
Время тянулось чрезвычайно медленно. Или мне это только казалось?
Стоя возле двери и еле дыша, я проклинал себя за излишнюю осторожность там, где, наверняка, не следовало ее применять. «Уж лучше бы так осторожничал в «Опеле», когда тебя ударили пистолетом по затылку!»
Сделав над собой усилие, я сделал шаг к двери и осторожно выглянул за дверь. Ничего. Пустой коридор, ярко освещенный лампами. Я попытался определить хотя бы время суток, так как кто-то – либо отчим, либо стрелявший тип – забрал с собой мои наручные часы, но так и не смог, так как окна находились далеко впереди кабинета.
Так куда же тогда подевался человек, совсем недавно поднимавшийся по лестнице?
Моя «Оса» осталась на заднем сидении автомобиля, теперь, наверняка, укатившего в неизвестном направлении. В создавшемся положении мне бы не помешало какое-нибудь оружие.
Я с надеждой оглянулся назад, где по моим подсчетам должен был быть пистолет отчима, но, как и следовало ожидать, ничего подобного не оказалось.
Выругавшись про себя, я стал искать глазами  то, что могло пригодиться, как оружие. И, в конце концов, нашел.
На стене, слева от меня в стеклянном ящичке лежал пожарный шланг, а в правом его углу был прикреплен маленький, но достаточно надежный молоточек, способный разбить окно. Улыбнувшись такой удаче, я бесшумно проскользнул к ящику. Не желая привлекать к себе лишнего внимания, я проверил все стороны ящичка, надеясь его открыть. И спустя несколько секунд, мне это удалось.
Вооружившись молотком, я вернулся к двери и  прислушался.
Снова ничего.
И тишина эта пугала меня больше, чем звуки выстрелов.
Наконец, я сделал шаг в коридор.
Ничего не произошло. Не грянул выстрел, не прозвучал предупреждающий окрик. Все оставалось таким же, как несколько секунд назад.
Я сделал еще пару шагов, оказавшись теперь в поле зрения чьих-нибудь глаз с любой стороны. Комната, в которой меня держали, находилась на северной стороне. По обе стороны коридора располагались кабинеты, по три с каждой стороны, а прямо напротив двери кабинета, из которого я вышел, была видна лестница, ведущая вверх и вниз.
Я глянул направо, куда поворачивал коридор. Насколько я понимал, этаж, на котором я находился, был второй. А если я правильно рассуждал, то справа от меня коридор должен был вести в ту часть здания, где находился кабинет Кирилла. Единственное, что меня удерживало, чтобы не пойти туда немедленно, было ощущение, сродни уверенности, что мой внезапный спаситель-враг мог пойти по тому же пути.
Вновь переборов себя, я неслышно двинулся в ту сторону, время от времени поглядывая через плечо. Впрочем, это было и не зачем. Если бы меня хотели вывести из строя, а тем более, убить, то сделали бы это в тот момент, когда я вышел из комнаты.
В той стороне коридора действительно была дверь, да еще и прозрачная. Человеку, стоявшему по ту сторону двери, представлялся прекрасный вид на площадку, в том числе и на меня. А я это понял лишь тогда, когда наши взгляды встретились.
Пуля, выпущенная из пистолета с глушителем, разбила стекло на крупные осколки, разлетевшиеся в разные стороны. Я вовремя успел отскочить, пригнувшись, в сторону, но все-таки пара более мелких осколков вонзились в мои ладони. Теплая кровь тонкими струйками потекла по рукам.
На ранение я не обратил ровно никакого внимания, кроме ноющей боли в тех местах, куда вонзились частички стекла. Я перекатился на спине, прижавшись к стене со стороны разбитой двери. Глупо было подставлять себя под пули, имея на вооружении лишь маленький, но хорошо заточенный молоточек для разбивания стекла. Я осторожно выглянул из-за стены.
Вторая пуля пролетела всего лишь в паре сантиметрах от моего уха. Отдернув голову, я крикнул, насколько позволяла возобновившаяся ноющая и терзающая боль от пули в ребрах:
- Ник! Послушай меня! Слышишь меня, я не вооружен!
Тишина. Видно он, как и я, не доверял только словам. Но предоставить ему более существенные доказательства моей безоружности я пока не мог, рискуя получить пулю в руку.
- Кто тебя выпустил, Ник? Это был Кирилл?
Снова тишина. Я попытал счастья  снова:
- Ник, ты знаешь, что твой шеф тебя кинул?
Послышался то ли ругательство, выпущенное сквозь зубы, то ли звук негодования. Но мое заявление возымело эффект.
- Откуда ты знаешь? – вырвалось у вора.
- Он ушел примерно минут сорок назад, может – больше. Не знаю точно – я был в отключке. Он и его подельник хотели убить меня, но неудачно. А потом они скрылись, наверняка, тем же путем, по которому ты сейчас пытаешься скрыться. Так что для тебя, наверное, будет только лучше – шеф не простил твой промах со мной.
- Ничего, я наверстаю упущенное! – крикнул в ответ уголовник, снова выстрелив.
И он скрылся за очередным поворотом.
Сохраняя осторожность, я пересек пустой коридор и понял, что вор скрылся. Держа наготове молоточек, я стал осторожно спускаться по ступеням, стараясь делать как можно меньше шума. И хотя ноющая, потихонечку лишающая сил боль от засевшей где-то пули еще как давала о себе знать, опасение за свою жизнь было сильнее.
Но Ника не оказалось ни за дверью, ни на первом этаже вовсе. По-видимому, он выбежал на улицу, хотя еще раз обезопасить себя было бы не лишним.
Я обследовал все близлежащие убежища, где мог спрятаться и, естественно, никого не нашел. Держа свое «оружие» у плеча, как пистолет, я подошел к входной двери и ногой отворил ее.
Свежий, прохладный ночной воздух приятно обдал лицо, на миг позволив мне забыть о всех существующих проблемах. Но раздавшийся в ночи выстрел вывел меня из этой сладкой полудремы.
Поначалу я подумал, что в меня стрелял Ник, схоронившийся в каком-нибудь необследованном укрытии. Но, спустя мгновение, я сообразил, что выстрел прозвучал со стороны улицы и не приглушенно, если бы стреляли с глушителя.
Я стал оглядываться, пытаясь определить, с какой стороны стреляли. Справа от меня были густые кустарники сирени, служившие прекрасным укрытием для вооруженного человека. Но сколько я ни вглядывался, я так и не смог определить какого-либо движения.
Тогда я стал искать глазами того, в кого стреляли. Если человек был ранен, то я почти наверняка бы услышал хоть и приглушенный стон. Я боялся подумать, что пуля оказалась для мишени роковой, будь то друг или враг. Странное же существо человек – сочувствовать тому, кто бы мог предрешить твою смерть.
Я проскользнул наружу, согнувшись в три погибели, стараясь не попасть под свет яркого уличного фонаря. Прокравшись вдоль стены, я вновь огляделся, ища удобную обзорную точку. И в тот момент, когда я обшаривал взглядом местность, я заметил какое-то движение в метрах семи от меня.
Я пригляделся и по очертаниям понял, что лежащий на земле – человек. Тусклый свет луны падал на него, помогая узнать контуры тела. И тут свет, отразившись, попал мне в глаза.
Мои внутренности, словно от боли, сжало в тиски. Но эта была не боль от сидящих во мне пули и осколков. Это была боль души.
В человеке, лежащем на земле и, может быть, в шаге от смерти, я узнал Кирилла.
Не раздумывая, я ринулся к другу и накрыл его своим телом от новых несчастий.
- Кирилл! – крикнул я, держа друга за плечи. – Кирилл, ты слышишь меня?..
Глаза младшего лейтенанта закатились так, что наполовину были видны белки. Дыхание было прерывистое и натяжное, словно пуля застряла в грудной клетке.
Я сорвал с офицера очки, блеснувшие в свете луны, и приставил почти вплотную ко рту. Поверхность очков затуманилась, покрыв линзы тонким слоем пара.
«Слава тебе, Господи! – впервые за кошмарную ночь вымолвил про себя я слова благодарности. – Не отнимай у меня только друга…»
Я приподнял Кирилла за плечи, осторожно положив его себе на грудь. Дыхание и без того неровное, сорвалось совсем, и я испытал новый прилив ужаса, подумав, что своим опрометчивым поступком сделал только хуже. Но через секунду дыхание выровнялось, а еще через миг Кирилл медленно-медленно приоткрыл глаза и поглядел на меня…
- Ричард… Ты…живой…
- Тихо-тихо, Кирюш, - ласково пробормотал я, стараясь удержать его в неизменном положении. – Лежи спокойно, сейчас я сбегаю за помощью…
Я бережно уложил друга на асфальт и уже оглядывался, как лучше обратно проскользнуть в здание к телефону, как Кирилл двинул рукой, явно пытаясь удержать меня.
- Ричард, стой… Тут кто-то стрелял… Я…не видел…кто это…
Его лицо еще больше побледнело, стало похожим на бледный диск луны в небе.
- Помолчи, Кирилл. Тебе не нужно сейчас разговаривать. Я сейчас вернусь… Я скоро…
Я кинулся обратно к двери, петляя, как заяц. Как назло, все кабинеты были заперты и на сигнализации. Я метался от кабинета к кабинету, в ярости на самого себя от своей медлительности, которая могла стоить жизни моему лучшему другу…
Наконец, я нашел телефон, стоявший на тумбочке. Я схватил трубку и набрал номер скорой помощи.
На том конце провода долго никто не отвечал. Два, три, пять гудков…
- Ну, где вы там, черт подери?!..
Словно в ответ на мой вопрос, в трубке прозвучал сонный голос дежурной сестры:
- Алло?.. Скорая слушает…
- Приезжайте скорее, здесь человек умирать! – прокричал в трубку я, тщетно пытаясь совладать с криком. – Огнестрельное ранение! Офицер милиции! Записывайте адрес…
Я продиктовал адрес, едва расслышал слова «скоро будет, ожидайте» и кинул трубку на рычаг. И ринулся обратно, к Кириллу…
Но едва я сделал пару поспешных шагов, как собственная рана воспротивилась с такой силой, что я, схватившись за косяк, еле устоял на ногах.
Ноги словно стали ватными, с трудом удерживая вес моего тела. Я с запозданием подумал, что зря делал такие поспешные перебежки. Боль, оттесненная шоком и беспокойством о друге, вновь расправила во мне свои крылья. Я страх перед судьбой Кирилла только подпитывал ее.
Дрожа всем телом, я тяжело опустился на пол, зажимая рану на груди. Силы стремительно покидали меня, не оставляя шанса спасти младшего лейтенанта…
- Нет… - прорычал я, собрав оставшиеся силы. – Уж Кириллу я не дам умереть из-за меня.
И вцепившись в косяк, я подтянулся на руках и встал. Шатаясь от слабости, я побрел к двери, где такой доступной мишенью был безоружный молодой младший лейтенант.
«Скорая» уже была на месте. Трое санитаров окружили Кирилла, собираясь положить его на носилки. Отсюда мне было не видно, делают ли они ему искусственное дыхание или же накрывают с головой простыней. Не в силах больше вынести неизвестность, я собрал оставшиеся силу и волю в кулак и побрел навстречу людям в халатах. Лишь когда я подошел к ним на расстояние трех метров, они заметили, что и я тоже еле держусь на ногах.
Молодой медбрат, завидев, в каком я состоянии, подбежал ко мне и крепко стиснул мне руку, повыше локтя. У меня было ни сил, ни желания высвобождаться из таких крепких объятий. Взглянув в сторону носилок, где с кислородной маской на лице все такой же бледный лежал Кирилл, я повел в его сторону головой и спросил:
- С ним все будет в порядке?
Язык меня почти не слушался – то ли от слабости, то ли от облегчения, что другу, наконец, оказана медицинская помощь. Если бы не кровь на руках, да небольшое входное отверстие пониже сердца, меня вполне можно было признать за сильно подвыпившего человека. Но, к счастью, медики так не считали.
Медбрат аккуратно посадил меня в открытый фургончик реанимационной помощи и теперь хлопотал позади меня, обрабатывая рану. И хотя он предварительно вколол местную анестезию, казалось, тело приобрело чрезмерную чувствительность.
На меня внезапно напала почти непреодолимая сонливость. Или, может быть, это анестезия на меня так подействовала?..
Поддерживаемый с одной стороны заботливой рукой мужчины в халате, я медленно, словно Ванька-встанька, все больше и больше наклонялся в противоположную сторону, и, в конце концов, прислонился к стенке фургона. Устало закрыв глаза, я представил уютный рабочий кабинет Антона Сергеевича с пылающим камином…и почему-то отчима…
Не желая больше сопротивляться надвигающемуся беспамятству, я сомкнул веки и провалился в небытие…